Хелен
Шрифт:
— По какому поводу? — спросила она. Кейпхарт был прав. Голос у неё был низкий, спокойный и бесстрастный. Дикция — безукоризненная.
— По поводу того, что меня назначили защищать вас.
— Понимаю, — кивнула она. — Что вы хотите от меня услышать?
— Послушайте, мисс Пиласки, давайте договоримся сразу: если вам что-то во мне не нравится — я сам, моя внешность или…
— Я ровным счетом ничего против вас не имею, мистер Эддиман.
— Кто сказал вам мою фамилию?
— Разве не вы сами?
— Я только хочу, чтобы вы поняли, мисс Пиласки, — вам необходима помощь.
— Почему?
Вот как это все начиналось — она меня просто бесила. Ее отстраненность, безучастность и наплевательское отношение так действовали на нервы, что в первые минуты я мечтал лишь об одном — послать Хелен Пиласки и Чарли Андерсона ко всем чертям и пожелать гореть вечным пламенем в геенне огненной; поразительно, но при этом меня с не меньшей силой снедало и раздирало другое желание — понравиться ей, заставить её принять меня, понять, что я ей необходим.
Чертовски скверный способ знакомства с клиентом. И — абсолютно неправильный.
— Потому что, — начал я, отчаянно стараясь не терять спокойствия, — вы угодили в беду и вам грозят страшные неприятности. Вас обвиняют в убийстве одного из самых влиятельных и высокопоставленных граждан Сан-Вердо и собираются предъявить обвинение в убийстве первой степени. Вы понимаете?
— Наверное, — безразличным тоном произнесла Хелен. — Вы имеете в виду — предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах.
— Я имею в виду, что именно такое обвинение выдвигается против вас.
— Разумеется.
— Что значит — разумеется?
— Я ведь об этом уже давно думала. Пусть не слишком долго, но все-таки заранее знала о том, что убью Алекса Ноутона, и именно так и поступила.
— Пока вас ещё обвиняют просто в убийстве! — подчеркнул я. — Вы ведь ещё не признали на следствии, что и в самом деле убили судью Ноутона, или что хотя бы обдумывали такую возможность.
Хелен посмотрела на меня так, точно услышала забавную шутку — не слишком лестный взгляд, но, по крайней мере, нечто новое по сравнению с полным безразличием, свойственным ей до сих пор.
— Могу я звать вас Блейк? — спросила вдруг она. — Или — мистер Эддиман?
— Лучше — Блейк. Нам придется познакомиться довольно близко.
— Хорошо. А вы зовите меня — Хелен, а не Пиласки. Славянские корни моей фамилии могут вызывать у людей ненужные ассоциации. Порой мне самой кажется, что такие фамилии…
— О Боже! — не выдержал я.
— Неужели, Блейк, вы всегда так огорчаетесь, когда люди ведут себя не так, как вам хочется?
— Что вы хотите этим сказать? — тихо спросил я, уже вконец рассвирепев и готовый послать всех ко всем чертям.
— Как и все остальные, — задумчиво произнесла Хелен, — вы очень легко заводитесь. В вас накопилось
— Минутку, черт возьми! Я пришел сюда с предложением защищать вас, мисс Пиласки, а не выслушивать дурацкие нотации…
— А разве я приглашала вас, Блейк?
У меня чуть челюсть не отвалилась.
— Я просила вас меня защищать? — продолжала она. — И — как защищать? Каким способом? Всякими вывертами, которые нужны лишь для того, чтобы легче отправить меня на виселицу? Не играйте со мной в кошки-мышки, Блейк Эддиман, и не вымещайте на мне свой дурной нрав и разочарование. Мне это ни к чему. Думаю, что вам лучше уйти.
Но я не ушел. Я молча сидел и пожирал её глазами.
— Пожалуйста, уйдите.
Я не шелохнулся.
— Вы сбиты с толку и растеряны, — сказала она. — Все вы почему-то не знаете, чего хотите…
— Может быть, это вы сбиты с толку, Хелен?
— Может быть. Я рада, что вновь стала для вас — Хелен.
— Спасибо. Это правда, что вы не хотите, чтобы вас защищали? Или это просто поза?
— Что значит — поза?
— Способ воздействия на людей.
— Так можно воздействовать на людей? Тем, что я отказываюсь от защиты?
— Возможно. Трудно сказать, на что поддаются люди.
— А зачем мне на них воздействовать?
— Не знаю… Послушайте, я здесь не для того, чтобы обсуждать всякую ерунду. Я хочу начать выстраивать линию защиты — чтобы попытаться помочь вам. Давайте начнем. Вы признались в том, что убили судью Ноутона — я прочитал протокол вашего допроса.
— Да, я призналась.
— Вы убили его?
— Конечно. В противном случае, к чему мне было в этом признаваться?
— Бывают причины, — пожал плечами я.
— В любом случае — при этом присутствовала его жена.
— Вот как?
— Да.
— Вы можете сказать мне, что вас побудило убить судью?
— Зачем? — чуть подумав, она добавила: — Нет, пожалуй, не могу.
— Но должна же быть хоть какая-то причина. Любая. Побудительный мотив.
— О, да.
— Ну — и?
— Вы знаете судью Ноутона? — спросила она.
— Я знал его.
— В таком случае, вам, должно быть, и самому хотелось его убить.
— Мне! — воскликнул я.
— Да, вам.
— О Боже — вы в своем уме?
— Конечно. Вы сказали, что знали его. Значит, вам наверняка хотелось убить его.
— У меня нет желания убивать других людей.
— Нет? — она недоверчиво изогнула бровь. — А Чарли Андерсона? А вашу жену?
— Что за ерунду вы несете!
— А что вас возмутило?
— Будто я якобы желал смерти своей жене!
— Но ведь были времена, когда вам и впрямь хотелось отправить её на тот свет, — спокойно произнесла Хелен. — Почему вас так ужасает простое напоминание об этом?