Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне
Шрифт:
Затем я спросил его: “В настоящее время, доктор, считаете ли вы, что любая из этих трех девушек на скамье подсудимых страдает от психоза?”
О.: “Нет”.
В.: “По вашему мнению, ни одна из них никогда не страдала от психоза?”
О.: “Именно так”.
Буглиози: “Могу я подойти к свидетелю, Ваша честь? Хочу задать ему один вопрос приватно”.
Судья: “Да, пожалуйста”.
Однажды я уже поднимал эту тему в разговоре с доктором Хочманом, но должен был быть абсолютно уверен в его ответе. Едва получив желаемое, я вернулся к своему столу и задал несколько менее важных вопросов, чтобы присяжные не догадались
В.: “Термин “безумие” — вы, разумеется, знакомы с ним, доктор?”
О.: “Да”.
В.: “Дали бы вы, в самых общих чертах, такое простое определение этому термину: “безумен” тот, кто страдает от психоза?”
О.: “Я бы сказал, скорее, что под словом “безумец” люди, как правило, подразумевают человека, страдающего от психоза”.
В.: “Значит, с точки зрения психиатрии и, как я понимаю, с вашей собственной, никто из этих трех девушек в настоящее время не безумен и никогда не был безумен — это верно?”
О.: “Да, это верно”.
Показания психиатров уже можно было сворачивать: с появлением в зале суда доктора Хочмана “игра в мяч” завершилась.
Во время слушаний о назначении наказания защита вызвала еще только трех свидетелей, причем все трое были из самого ядра “Семьи”. Каждая из свидетельниц выступала совсем недолго, но их показания, в особенности некоторые ответы первой из трех, шокировали присутствующих ничуть не меньше, чем все, что им пришлось слышать ранее.
Кэтрин Гиллис, чья бабушка владела ранчо Майерса, повторила обычные для членов “Семьи” слова: Чарли никогда никого не возглавлял; не велось никаких разговоров о межрасовой войне; убийства совершены с целью освобождения Бобби Бьюсолейла.
Холодно и деловито девушка двадцати одного года от роду показала, что в ночь убийства четы Лабианка “я пошла за Кэти к машине и спросила, можно ли мне поехать с ними. Линда, Лесли и Сэди уже сидели в автомобиле. И они ответили, что для того, зачем они едут, людей вполне достаточно, так что мне ездить не стоит”.
На прямом допросе, проводимом Канареком, Кэтрин показала: “Знаете, я не прочь убить кого-то ради брата, мы все готовы на убийство”.
В.: “Что вы имеете в виду?”
О.: “Другими словами, чтобы вытащить брата из тюряги, я могла бы убить. Я убила бы той ночью, да только не поехала…”
В.: “Что именно помешало вам отправиться вместе с остальными, если такая помеха имела место?”
О.: “Только то, что они меня не взяли”.
Очевидно, Фитцджеральд надеялся как-то смягчить ее ответ, спрашивая: “Приходилось ли вам лично убить человека, чтобы вытащить кого-то другого из тюрьмы?”
Со странноватой улыбочкой на губах, Кэтрин обернулась и, глядя прямо на присяжных, отчетливо произнесла: “Пока нет.
На прямом допросе Кэтрин заявила, что Кэти рассказывала ей об убийствах Тейт — Лабианка. Когда подошла моя очередь, я спросил: “Неужели, когда Кэти говорила вам о том, что они убили этих людей, это никак вас не обеспокоило?”
О.: “Я особо ничего и не почувствовала, потому что знала причину, по которой они сделали это”.
В.: “Значит, это вас не расстроило?”
О.: “Нет, вообще никак не задело”.
В.: “То есть вы не посчитали невозможным для вас продолжать жить вместе с убийцами?”
О.: “Видимо,
В.: “Расстроились ли вы, когда не поехали вместе с остальными?"
О.: “Я хотела поехать”.
Мэри Бруннер, самая первая участница “Семьи” Мэнсона, заявила, что полицейские обещали обвинить ее саму в убийстве, если только Мэри не укажет на участие Мэнсона в убийстве Хинма-на. Теперь она отказалась от этих своих показаний и объявила, что ни разу даже не была у Хинмана дома.
Кейт добился от Мэри признания, что она давала показания на втором процессе по делу Бобби Бьюсолейла и перед большим жюри по делу об убийстве Хинмана, но ни единым словом не упомянула о присутствии на месте преступления Лесли Ван Хоутен.
У меня не возникло вопросов к Мэри. Все и так было достаточно ясно.
Бренда Макканн дала присягу, чтобы заявить: в обе ночи убийств Тейт и Лабианка она видела Мэнсона спящим со Стефани Шрам в каньоне Дьявола.
Фундамент для моего перекрестного допроса Бренды был заложен пятнадцать месяцев назад. Я поставил ее слова под сомнение, напомнив о показаниях, данных Брендой перед большим жюри, когда она объявила, что не помнит, где она сама или Мэн-сон находились в каждую из этих ночей.
Бренда давала показания последней. Она закончила выступление во вторник, 16 марта 1971 года. В тот же вечер, несмотря на различные проволочки (Канарек, например, опротестовал упоминание в протоколе факта смерти Гари Хинмана), защита закончила. В среду мы работали над инструкциями для присяжных, и уже в четверг процесс достиг финальной стадии. Оставалось лишь произнести заключительные речи, дождаться конца совещания присяжных и выслушать вынесенный ими вердикт.
18–29 марта 1971 года
Моя вступительная речь на слушаниях о назначении наказания была короткой и продолжалась не более десяти минут. Как и с прежними моими выступлениями во время процесса, Мэнсон решил пересидеть ее вне зала суда, в закрытом помещении. Стоящая за этим решением психология очевидна: Чарли не хотел, чтобы присяжные концентрировали на нем свое внимание, пока я говорю о нем.
Я начал свою речь, сказав: “Я не стану обращаться к отчаянной попытке трех подсудимых девушек показать, что Чарльз Мэнсон якобы не был вовлечен в эти убийства. Уверен, все вы прекрасно видели, что они лгали в этом зале, стараясь сделать все возможное для их бога, Чарльза Мэнсона.
Что же, Чарльз Мэнсон уже признан виновным. Он виновен в семи убийствах первой степени и в сговоре с целью совершения убийства.
Сложность вашего теперешнего решения, леди и джентльмены, как я это себе представляю, заключена не в самом вопросе, заслуживают ли подсудимые смертной казни. Если помнить о совершенных ими невероятно жестоких, варварских, нечеловеческих убийствах, то высшая мера наказания покажется единственно возможным наказанием”. Затем я выразил самую суть своей речи: “Если это не тот случай, когда следует назначить наказание в виде смертной казни, тогда ни одно преступление вообще не заслуживает этой меры.В свете содеянного этими людьми пожизненное заключение будет величайшим подарком в истории, величайшим проявлением великодушия, самой щедрой милостыней.