Хемлок, или яды
Шрифт:
—Тише, тише, - вытирая ей лоб и поддерживая под мышки, шептала Масетта. Сама она раньше, конечно, видела роды, но то были простые крестьянки, и все происходило в углу конюшни или прачечной - без особого шума и возни.
Мари-Мадлен даже не представляла себе подобных мучений. Она словно прощалась с жизнью, одним махом, с невообразимыми страданиями выталкивая из себя все внутренности, и когда много-много часов спустя невыразимая пытка все же закончилась, из нее вышел пунцовый и липкий, наполовину придушенный пуповиной и смердевший скотобойней плод. В руках Масетты, словно яичная скорлупа, треснул череп, и вскоре тельце заключила в свои темные беззвездные объятья Сена.
Мари-Мадлен
В доме на Бьеврской улице была крохотная комнатка с высокими потолками, где стояли лишь табуретка да спинет. Единственное окно выходило во внутренний двор в Амбуазском тупике, также называвшемся тупиком Конноторговцев. Этот тесный двор-колодец принадлежал старому и, похоже, неблагополучному дому. От закрытых темных окон и поросших лишаями и шаровидным грибком стен веяло унынием. Приходя в эту комнатку поиграть на спинете, Мари-Мадлен не раз замечала, как, пересекая двор, в старый дом входил молодой человек. Она не придавала этому большого значения, пока однажды не поняла, что они с ним похожи, как брат и сестра. Это открытие потрясло ее. Юноша был среднего роста, чрезвычайно стройный, и его округлое, невероятно светлое лицо обрамляли густые каштановые пряди. Очень добрые и нежные большие глаза, правильные, но не резкие черты. Лицо напоминало Мари-Мадлен чем-то неуловимым, не поддававшимся описанию и определению. То был незримый знак, чье присутствие постоянно осознаешь: тайная грань характера, отсвет темперамента.
С тех пор Мари-Мадлен живо заинтересовалась незнакомцем и порой даже подстерегала его, но ее часто ждало разочарование,
Ведь юноша приходил далеко не каждый день. Тогда она решила, что у него в этом доме какой-то роман, но все жильцы Амбуазского тупика были уже не молоды - ни тебе красивых девушек, ни симпатичных парней. Быть может, родственник?.. Приказав Масетте навести справки, она вскоре узнала, что это некий Жан-Батист Годен де Сент-Круа, капитан кавалерии из полка Траси. Родом из Монтобана и весь в долгах как в шелках, он, невзирая на офицерское звание и брачные узы, порой надевал низкий воротничок и представлялся аббатом. Это описание возбудило любопытство девушки, но когда она подолгу не видела соседа, образ его мало-помалу увязал в темной, жирной трясине памяти, которая зовется забвением.
В тот год Антуан и Александр д’Обре большую часть лета провели в Оффемонском замке, куда к ним приехал отец вместе с Мари-Мадлен. Братья изменились: волосы Антуана остались такими же льняными, но поблекли по сравнению с румяным лицом, а глаза казались двумя отверстиями, в которые виднелось небо. Как и отец, Антуан говорил веско, а улыбался редко, но тепло. Несмотря на молодость, он был серьезным и мужественным. На его фоне Александр смотрелся бледновато и кожей, и осанкой. Он был более гибким и скромным, уже научился сдерживать улыбку и заговорщицки подмигивать, но по-прежнему щурился, поднося предметы к глазам. Оба с головой ушли в учебу.
Совершив кровосмешение с Антуаном, который, кажется, получил от этого некоторое удовольствие, заскучавшая в Оффемоне Мари-Мадлен решила соблазнить и Александра. Точно так же, как брат, он сперва заупрямился, но в конце концов сдался и бросился в пучину порока вместе с уже расцветшей Мари-Мадлен. Но весь этот блуд по-прежнему не оправдывал ее ожиданий. Доводя себя до крайнего изнеможения, она просыпалась разбитой, с синяками под глазами и пустотой в душе. Внутри что-то тлело -
Дрё д’Обре тоже нередко поднимал взгляд на Мари-Мадлен, чей бледный лик рассеянно взирал на мир с темного квадратного портрета. Отца удивляло, что все попытки подыскать дочери партию неизменно терпели неудачу. Препятствия возникали одно за другим, и множились незначительные, но упорные помехи. Красота, обаяние и большое приданое Мари-Мадлен ничего не меняли: она занята либо слишком молода, ей нездоровится, нужно уехать, она в трауре или попросту не хочет замуж. Дрё не понимал причин столь упрямого невезения. Он не знал, что и думать о дочери, шокировавшей своим независимым образом жизни, вольными манерами, нескромностью нарядов и всех поступков. Столетье на дворе, конечно, галантное, но нельзя же давать повод для сплетен, а прежде чем предаваться распутству, для начала можно хотя бы обвенчаться.
Дрё д’Обре положил нож для фруктов на стол, не спеша вытер пальцы и повернулся к Мари-Мадлен, с которой в тот день обедал.
—Дочь моя, мне хотелось бы поговорить с тобой об одном важном деле. Не так давно мы долго беседовали с мадам де Бренвилье, мечтающей женить своего единственного сына.
Она слушала, слегка наклонив голову, машинально теребя кончик салфетки, и, почувствовав угрозу, недоверчиво попыталась понять, куда клонит отец. Он рассказал о мадам де Бревилье -приветливой вдове, хорошо знакомой с их семьей и замечательно относившейся к Мари-Мадлен, но, в первую очередь, об Антуане Гобелене де Бренвилье - бароне де Нуваре, командире Нормандского полка, сыне председателя Счетной палаты и прямом наследнике основателя знаменитой мануфактуры. Тут Дрё д’Обре сделал паузу, из деликатности не упомянув, что жених не уступает ему в богатстве.
Положив руки на скатерть, Мари-Мадлен благоразумно молчала с непроницаемым лицом. Наконец Дрё продолжил.
—Господину де Бренвилье двадцать три года. Говорят, он приятной наружности и веселого нрава. Мне бы очень хотелось, чтобы ты любезно его приняла.
—Дорогой отец, это так неожиданно. Перед встречей с господа ном де Бренвилье мне нужно хотя бы пару дней подумать.
Он скрыл досаду.
—Как тебе угодно... Значит, поговорим об этом позже.
Он с грохотом отодвинул стул и встал из-за стола.
Проснувшись среди ночи, Мари-Мадлен залюбовалась лунным светом и тенью от оконного переплета на полу. Огонь угас, и хотя уже наступил апрель, она съежилась под простынями от холода. Страшно было потерять привычную независимость: Мари-Мадлен боялась угодить в западню, в клетку, под строгий надзор. Но, с другой стороны, замужество могло, наоборот, расширить ее свободу. Так ведь часто бывает. Она решила навести справки о господине де Бренвилье и хорошенько разузнать, выйдет ли из него покладистый рогоносец? Выснилось, что выйдет.