Хендерсон — король дождя (другой перевод)
Шрифт:
— Я это почувствовал в вас.
— Мне доставит удовольствие обсудить с вами позже проблемы интуиции. Но скажите: могу я проверить свои силы на Муммахе?
— Должен предупредить вас, мистер Хендерсон, ваше горячее желание может иметь определенные последствия.
Мне бы спросить, что он имеет в виду, но я доверял этому человеку и не предвидел никаких неприятностей. Мое желание было так велико, что я был готов самонадеянно кинуться в любую авантюру. Вдобавок улыбка короля наполовину убавила строгость предупреждения.
— Вы действительно убеждены, что сумеете это сделать?
— Позвольте мне попытаться. Это все, что я могу сказать. Позвольте обнять ее.
Я
Король медлил дать согласие.
Короткими шажками из ложи, где он сидел вместе с Хорко, вышел Бунам. За ним следовали две его бритоголовые, с мелкими зубами жены. Ростом они были повыше супруга, ступали вразвалочку, этим дамам море было по колено.
Бунам отвесил поклон королю, его женщины тоже поклонились и обменялись мимолетными взглядами с королевскими женами и наложницами или содержанками — не знаю, кем они числились. Затем, приставив указательный палец к уху — так спортивный судья держит стартовый пистолет, — жрец заговорил быстро, но отчетливо. Закончив, он снова склонил перед королем голову и вперил многозначительный взгляд в меня. Дафу повернулся ко мне. В руках у него был череп на ленте.
— Бунам говорит, что мы вас ждали. От себя добавлю: вы прибыли вовремя.
— Ваше величество, что может определить, вовремя или нет? Но если вы скажете, что обстоятельство благоприятствуют нам, я соглашусь. С виду я задира и наделен странными качествами физического порядка, но одновременно обладаю тонкой душевной организацией. Вот вы сказали, что я вам завидую. Не скрою, ваши слова задели меня за живое. Как в том стихотворении «Написанное в тюрьме», которое я когда-то прочитал. Целиком не помню, но несколько строк врезались в память. «Даже мухе завидую, на солнце жужжащей, на поляне, в лесу». Заканчивается стихотворение так: «На листик зеленый пусть муха та сядет и мне пожелает достичь моей цели». Ваше величество, вы, естественно, понимаете, о какой цели я говорю. Я больше не желаю жить в условиях распада. Скажите, долго ли может существовать распадающийся мир? Почему нет надежды на то, что прекратятся человеческие страдания? Я принадлежу к той категории людей, кто верит, что мир можно изменить к лучшему, и тороплю события, как вы изволили заметить, и сам спешу жить в силу некоторых обстоятельств. Жить для моей жены Лили, для моих детей… Только имея детей, можно понять мои чувства.
Я видел выражение симпатии на лице короля. Чувствуя, что хлюпаю носом, я достал платок.
— От души сожалею, что мое замечание вас задело.
— Ничего, ничего… Вы хороший человек, уж в чем, в чем, а в людях я разбираюсь. Кроме того, в ваших словах была немалая доля правды. Скажу по секрету: я и мухам порой завидую. Как вырваться из тюрьмы на свободу? При особом устройстве мозгов я мог бы, живя в ореховой скорлупе, возомнить себя повелителем космоса, и это было бы прекрасно. Но мозги у меня устроены нормально, более или менее. Я из породы тех, кто пока не настоящие люди, а только становятся ими. Вы — другое дело, вы уже стали человеком, выживете. Господи Иисусе, когда же я стану человеком, когда смогу быть? Я долго ждал. Ваше величество, поймите меня, ради Бога, и
— Никоим образом, мистер Хендерсон, — сказал Дафу задумчиво. — Не знаю, что получится, однако я даю вам разрешение.
— Благодарю вас, ваше величество, благодарю!
— Будем ждать результатов.
Я скинул через голову футболку, подтянул шорты и ступил на арену. Подойдя к богине, опустился на одно колено и, потерев ладони о песок, стал примериваться. Муммаха была огромна, бесформенна, она словно расплывалась. Натертая маслом, она поблескивала на солнце. По ее телу ползали мухи. Одна села на губу и стала умываться, но, почуяв какую-то опасность, улетела. Улетела сразу, не раздумывая и мигом преодолев инерцию покоя.
Громкие крики, оглушительный бой барабанов я слышал приглушенно, словно издалека. Дикие африканцы, которые издеваются над богами и вешают вверх ногами людей, не трогали меня.
Сердце полнилось одним стремлением, определенным и вместе загадочным, как вещь в себе.
Я обнял Муммаху обеими руками, распугав всех мух, прижался к ней. Она пахла так, как пахнет тело живой женщины. Да что там! Для меня она и была живой женщиной, а не истуканом. Мы сошлись как соперники и как возлюбленные. Я испытывал удовольствие, какое испытываешь во сне или в свободный праздный день, когда исполняются все желания. Положив голову на деревянную грудь богини, я прошептал: «Поднимайся, милая! Будь ты вдвое тяжелее, все равно станешь моей!»
Толчок, и мягкосердечная богиня поддалась. Я поднял ее, пронес шесть метров и поставил рядом с другими божествами.
Варири повскакали с мест, затопали, заорали, засвистели, запели.
Я стоял абсолютно счастливый. По жилам разливалось блаженное тепло, а душу освещал священный внутренний свет. Утром мне нездоровилось, но сейчас нездоровье превратилось в свою противоположность. Такое случалось со мной и прежде. Жуткая головная боль сменялась нытьем десен. Это было не что иное, как признак близкого облегчения. Резь в животе уходила куда-то в промежность и исчезала.
Я чувствовал, как проснулась моя душа. Проснулась к новой жизни.
Сияя от радости, я подошел к Дафу, который нежился на паланкине, и, утирая пот, сел рядом с ним.
— Мистер Хендерсон, вы показали себя человеком необыкновенной силы, — сказал король на своем афро-английском. — Мое восхищение не знает границ.
— Благодарю! Вы дали мне редкую возможность не только перенести старушку Муммаху, но и почувствовать всю глубину своего существа.
Да, я был благодарен королю и в эти минуты любил его.
XIV
Вскоре после праздника демонстрации силы облака начали понемногу затягивать небо. Я глядел на них исподлобья безо всякого удивления. Так и должно было случиться.
— То, что доктор прописал, — сказал я королю, когда над нами пробежала тень от первого облака. Балдахин над его ложей был сделан только из синих и багряных лент. Плывущая с востока туча не только накрыла нас густой тенью, но и заслонила от слепящих лучей солнца. Я сидел, притихнув. Буйство сошло на нет. Зрители, однако, еще не угомонились. Люди размахивали флагами, трещали погремушками, звенели колокольчиками, лезли на плечи друг другу. Но мне нужны были особые почести, поскольку волнение и многочисленные тревоги остались позади. Я старательно делал вид, что не замечаю, как беснуется племя.