Хент

Мелик-Акопян Акоп

— Тепло и холод зависят от бога, кум Хачо, чему быть, того не миновать, — ответил гость. — Наши стада вот уже неделя как пасутся, но знаете, какая беда? У нас нынче совсем нет запаса муки, и пастухи наши несколько дней уже сидят без хлеба.

Старик понял намек и ответил:

— А наш хлеб разве не твой? Прикажи, сколько нужно муки, и я вышлю.

— Пусть благосостояние и счастье не покидают твоего дома! — воскликнул бек. — Конечно это так. Что мое, то твое. Что твое — мое. Не так ли, кум?

— Сам бог свидетель тому. Сколько послать муки?

— Пока

достаточно будет десять возов, а там, в случае надобности, попросим еще, ведь от этого не опустеют твои амбары?

Старик нехотя улыбнулся, что придало его лицу печальное выражение, и кивнул головой в знак согласия.

После обеда Степаник подал всем умыться и принес кофе. Бек приказал своим слугам, стоявшим в комнате, идти обедать вместе с другими, для которых был подан обед на паласах [8] , накрытых на дворе. В приемной остались бек с несколькими приближенными и старик Хачо.

8

Палас — простой ковер

Предметом их беседы был конь, подаренный эрзерумским вали. Бек рассказывал о благородстве его крови и уверял, что он знаменитой арабской породы и что его родословная восходит чуть ли не ко времени знаменитого Антара.

— Но дорого обойдется мне этот роскошный подарок, — закончил бек свой рассказ.

— Почему? — спросил Хачо.

— Да разве не знаешь, что посланцу вали, приводившему коня, нужно дать не меньше ста золотых.

Старик смекнул теперь, в чем цель посещения бека, но, словно не поняв в чем дело, ответил:

— Что ж, дай. Разве конь не стоит ста золотых?

— Откуда у курда деньги? — перебил его бек сердитым тоном. — Этот презренный металл есть только у вас, армян.

Один из родственников бека вмешался в разговор.

— Бек, неужели и ты заботишься о деньгах? Разве кум Хачо позволит, чтобы ты в них нуждался?

— Клянусь богом, это верно, — прибавил другой.

— Да, он добрейший человек, — подтвердил третий, — нет подобного ему среди армян.

Старик понял, что, хочет он или нет, деньги ему придется выплатить, и сказал:

— Я не огорчу бека из-за сотни золотых.

— Да царствует верная радость в твоем доме! — воскликнули курды.

Старик вышел из комнаты и, позвав старшего сына, приказал ему принести сто золотых из спрятанных в сеннике денег.

— Для какой надобности? — спросил сын.

— Разве не знаешь, что эти негодяи после того, как обожрутся, попросят еще «дишкираси» — ответил отец печальным голосом.

— Да покарает их бог, проклятых, — выругался сын и, взяв корзину, отправился как бы за соломой в сенник.

«Дишкираси», или «плату за зубы», получали некогда курды от армян, когда делали им честь у них обедать. Хозяин дома, если не хотел подвергнуться насилию, обязан был платить этот налог. И в настоящее время этот обычай не вполне вывелся, приняв только более приличную форму.

В отсутствие старика между курдами произошел

следующий разговор.

— Если он вернется без денег, я велю поджечь его дом, — сказал бек сердито.

— Не надо, зачем? — успокаивал его один из свиты. — Славный армянин, не следует огорчать старика. Дом его всегда открыт для нас — берем все, что нам нужно. Он добрый, не надо забывать хлеба и соли, которыми он встречает нас всегда.

В эту минуту вошел старик и, положив перед беком кошелек с золотом, сказал:

— Бог свидетель, что деньги эти были предназначены на поездку в Иерусалим, куда я собирался для спасения души. Но отказать тебе я не мог.

— Не лги, кум Хачо. Много их у тебя, много… это мне известно, — ответил бек, приняв кошелек, и не считая положил в карман.

Была вечерняя прохладная пора. Бек приказал приготовить лошадей, чтобы тронуться в путь, и, пока их седлали, прогуливался по двору вместе с хозяином дома. Вдруг он заметил Степаника, игравшего с козулей, и подошел к нему.

— Хороша козуля? — спросил он.

— Хороша, только жаль, что ногу ранили собаки… но это не беда, я вылечу. Бедняжка, видно ей больно, ничего не ест, — ответил мальчик, перевязывая рану.

— Степаник, видно, ты очень любишь животных, я пришлю тебе хорошенького жеребенка.

— Я не люблю лошадей.

— Что же ты любишь?

— Люблю вот таких козуль, куропаток…

— Прекрасно, я буду высылать тебе все живое, что случится от охоты.

Слуги доложили, что лошади готовы.

Бек, поблагодарив хозяина, вышел во двор, где у дверей стоял его конь. Хачо подсадил бека, поддерживая за уздечку коня, что означало высшую степень уважения хозяина к почетному гостю.

Усевшись на коня, вождь курдов повертел в руке длинную пику, и несколько раз покружившись перед домом, попрощался и уехал.

Старик остался стоять неподвижно и долго смотрел ему вслед. Он видел, как бек пришпорил коня и перескочил через канаву, пренебрегая мостиком, которым, по его мнению, пользуются лишь трусы и слабые, Он видел, как, погнавшись за бегущим меж кустов зайцем, бек стремительно настиг его и пронзил копьем.

Наконец, бек исчез в густых кустарниках.

Наблюдая все это, Хачо с грустью думал:

«Почему так несправедливо небо? У курда нет хлеба — армянин пашет, сеет и готовит для него запас… Курд получает в подарок хорошего коня, едет на нем — гарцует так, что земля дрожит, — а платит за коня армянин, которому приходится ездить только на осле».

VIII

Настал вечер. Сыновья Хачо вернулись уже с полевых работ. В углу комнаты мерцала сальная свеча, бросая вокруг тусклый свет. Старик и сыновья сидели за ужином и молча ели; по временам только глава дома прерывал тишину. Весенний свежий воздух наполнял комнату приятной прохладой, издали доносилось блеяние возвращавшихся с пастбищ овец. Невестки Хачо занимались приготовлением ужина. Они еще ничего не ели и должны были ужинать после всех. Дети же, уставшие от игр и беготни, легли спать без ужина.