Херсон Византийский

Чернобровкин Александр Васильевич

– Мне надо убить Матесвента на поединке.

– Если ты так решил, я не буду тебе мешать, – сказал я, думаю, что ему надо лишь мое разрешение, но заметил, что он мнется, не решаясь о чем-то попросить: – Нужна моя помощь?

– Да. На бойца, который будет биться с лангобардом, надо сделать ставку, не меньше ста номисм. Когда я выиграю, получишь девяносто – десять устроителю боя – и половину сборов со зрителей, еще пять-семь номисм, – разъяснил Сафрак. – Я ничего не возьму.

– А сколько обычно платят бойцу? – поинтересовался я.

– За такой бой – пятнадцать-двадцать номисм, – ответил гепид.

– Хорошо, в случае победы получишь двадцать.

– Я могу проиграть, – предупредил Сафрак.

– Не можешь, – возразил я с улыбкой, – пока не сделаешь из меня отличного бойца.

Гепид тоже улыбнулся, что можно было перевести как: «Придется жить вечно!»

44

Гладиаторский

бой проходил на загородной вилле, большой, двухэтажной, с высокой башней над воротами. В ней был второй двор с тренировочной площадкой, выложенной большими квадратными каменными плитами, и каменными лавками без спинок для зрителей в три яруса с трех сторон. С четвертой стороны был дом с тоннелем-переходом из первого двора. Нас уже ждали, хотя бой должен начаться после захода солнца, а сейчас оно только коснулось горизонта. Матесвента – высокого, широкоплечего, я бы даже сказал, тяжелого мужчину лет двадцати пяти с длинными русыми волосами и широким костистым лицом с тонкими губами, презрительно искривленными, – выставлял плотный мужчина лет пятидесяти, брутальный германец, скорее всего, тоже лангобард, с огрызком вместо левого уха, явно офицер. Даже здесь он продолжал командовать, мешая хозяину, маленькому тощему старому греку, одетому во все синее. Наверное, из партии «синих». За проведение гладиаторских боев конфисковывали имущество, но могли еще и голову отделить от тела. Интересно, что заставляло старого богатого грека так рисковать? Любовь к деньгам, риску или гладиаторским боям?

Зрителей собралось не меньше сотни. Все не бедные, пришли со слугами или клиентами – так называли прихлебателей всех мастей. Они сидели на скамейках двух длинных сторон. На третьей, короткой, расположенной напротив входа, посередине стоял хозяин виллы, а справа от него разместился офицер со свитой человек из десяти. Я с Хисарном и Евтарихом занял места слева от грека. Сафрак остался на площадке, где уже стоял Матесвент в кольчуге до колен с короткими рукавами поверх стеганки и полусапожках, вооруженный длинным мечом-спатой и кинжалом. Шлем с поперечным «ирокезом» из черных конских волос он держал в руке, а небольшой круглый темно-красный щит, на котором золотистый умбон был в виде морды льва, прислонил к заградительному барьеру. Лангобард вызывающе смотрел на гепида, намериваясь, вероятно, высказать в глаза оскорбления, но Сафрак, казалось, не замечал его. Прислонив к барьеру такой же круглый темно-красный щит, но с простым умбоном, он снял шлем и начал протирать его длинным рукавом рубахи, надетой под кольчугу. От предложенной мною стеганки гепид отказался: будет сковывать движения. Протирал Сафрак шлем настолько усердно, будто именно от его чистоты или блеска зависит победа в бою. Гепид был на полголовы ниже и килограмм на двадцать легче. Но это не бокс, здесь вес не дает решающего преимущества. Поняв, что с ним не собираются препираться, Матесвент презрительно сплюнул в сторону противника, повернулся к офицеру и громко произнес:

– Опять ничтожество!

Ко мне подошел грек, организатор боя и потребовал:

– Деньги.

Я дал ему кожаный мешочек с сотней золотых номисм. Грек сел на скамью, высыпал монеты в подол рубахи, натянутый раздвинутыми коленями, пересчитал. Убедившись, что в мешочке именно сто, все настоящие и не обрезанные, кивнул мне головой, а мешочек положил в покрытый красным лыком сундучок, который стоял справа от него, ближе к офицеру. Наверное, привык отдавать выигрыш импресарио лангобарда. К греку подошли двое слуг, такие же старые, высыпали из глиняных кувшинов ему на подол рубахи собранные со зрителей деньги. Судя по тому, с каким азартом пересчитывал старый грек монеты, двигала им в этом рискованном бизнесе любовь к деньгам, так и не удовлетворенная за всю его долгую жизнь.

Закончив считать, он спросил офицера:

– Будем начинать?

Тот покровительственно кивнул.

Старый грек встал, поднял руку, призывая к тишине. Впрочем, все уже и так молчали.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Я гепид Сафрак, – гордо произнес мой тренер.

– Готов к бою? – спросил грек.

Сафрак надел шлем, взял щит, вынул из ножен меч-спату, который был чуть короче лангобардовского, и только после этого ответил:

– Готов.

– А ты, Матесвент? – обратился грек к лангобарду.

Тот уже надел шлем, взял щит и приготовил спату. Презрительно улыбаясь, Матесвент произнес:

– На подготовку у меня ушло больше времени, чем займет сам бой!

– Друзья мои! – обратился старый грек к зрителям. – Сейчас мы посмотрим, как долго продержится гепид Сафрак против нашего непобедимого Матесвента!

Зрители отозвались бурными выкриками. Особенно старались клиенты офицера.

– Начинайте! – приказал старый грек бойцам.

Лангобард сразу ломанулся в атаку. Создавалось впечатление, что он хочет просто задавить противника своим весом. Сильно

размахнувшись, рубанул спатой. Она скользнула по щиту гепида, который сразу зашел за правую руку Матесвента. Тот быстро повернулся к нему и ударил снизу вверх. Сафрак вовремя отшагнул и опять зашел за правую руку противника. Следующий удар принял на щит. Раздался скрип. Мне показалось, что щит гепида треснул. Видимо, Матесвент так и подумал, потому что рубанул по щиту во второй раз, надеясь доломать. Если это случится, Сафрак останется без щита: любые замены запрещены. Но гепид «провалил» Матесвента, уйдя из-под удара вправо, а когда лангобард по инерции шагнул вперед правой ногой, зацепил открытую голень чуть ниже колена концом спаты. Полоснул основательно, кровь из раны буквально хлестанула.

– Ну, гепидская собака, – заорал лангобард, – сейчас ты мне за все заплатишь!

Он опять сильно ударил, но спата скользнула по щиту. Сафрак сразу зашел за его правую руку. Еще удар отбитый клинком – еще заход за руку. Гепид редко отбивал удары мечом, старался принимать на щит, чему и меня учил. Без щита можно сражаться, а вот со сломанным мечом наверняка проиграешь. В ответ Сафрак только замахивался, демонстрировал намерение, но больше не бил в ответ. Лангобард перестал ругаться и бестолку махать мечом. Оба бойца неторопливо кружили по площадке, выжидая, когда противник допустит ошибку. Один удар может решить исход поединка. Когда Сафрак оказался спиной к нашей трибуне, Матесвент вдруг опустил меч и что-то сказал, показав головой в нашу сторону. Гепид не повелся. Поняв, что хитрость не удалась, Матесвент прыжком приблизился к Сафраку и занес спату над его головой. Но не ударил, а завел ее вправо для удара и сам повернулся немного вправо, ожидая, что противник как обычно отшагнет туда. Гепид на этот раз шагнул влево, оказавшись почти за спиной лангобарда, и ударил быстро и сильно сверху и под углом вправо по левой ключице противника. Клинок со звоном разрубил кольчугу. Насколько глубоко он вошел в тело я не заметил. Наверное, не очень глубоко, потому что лангобард не собирался сдаваться. Резко повернувшись к гепиду левым боком и закрывшись высоко поднятым щитом, но замер, ожидая продолжения атаки. Мне не видна была рана, зато мог наблюдать, как всё тяжелее становится щит лангобарда – он медленно опускался. Матесвент попытался придержать, поправить щит правой рукой, в которой держал меч. Сафрак сразу, коротким, резким ударом отсек эту руку ниже локтя, она упала на каменные плиты вместе со спатой. Щит лангобарда быстро пошел вниз, открывая заострившееся лицо с тонкими губами, искривленными теперь гримасой боли. Он не успел объявить о сдаче, потому что Сафрак воткнул спату Матесвенту в горло, во впадину ниже адамового яблока и повернул вправо-влево, будто расковыривая рану, и что-то тихо сказал. Не думаю, что лангобард его слышал. С закрытыми глазами и выпуская красные слюни, он медленно оседал на плиты. Когда Сафрак выдернул меч из его горла, Матесвент сразу рухнул на задницу, а потом свалился на правый бок, на брызжущий кровью обрубок руки. Уверен, что отсечение правой руки являлось обязательной часть этого поединка.

Я вдруг понял, что ору на чисто русском языке и сугубо русские выражения. Меня переполняла такая безумная радость победы, будто это я завалил грозного лангобарда. И услышал, как орут остальные зрители. За исключением офицера и его подхалимов, которые встали, намериваясь уйти, но грек что-то сказал им. Слов я не разобрал, но заметил, как начала багроветь физиономия офицера.

– Кажется, намечаются проблемы с выигрышем, – сказал я Хисарну и Евтариху. – Будьте наготове.

Подойдя к старому греку, который играл в гляделки с офицером, потребовал:

– Мои деньги и выигрыш.

Оба как бы очнулись и уставились на меня, словно не могли понять, кто посмел нарушить их игру?

– Да-да, сейчас получишь, – сказал грек, очнувшийся первым. – Подожди немного там, – показал он на место, где я сидел, – нам надо переговорить.

– Не ожидал, что вы такие несерьезные люди! – упрекнул я, поняв, что офицер не внес деньги.

– Получишь ты свои деньги! – резко кинул мне старый грек и опять уставился на офицера.

Я отошел, чтобы не мешать их интимной беседе. Смотрел, как Сафрак стягивает с убитого окровавленные кольчугу, стеганку и сапожки. Душа удовлетворена, теперь время позаботиться и о материальном.

Старый грек после тихой, но яростной ругани о чем-то договорились с офицером. Достав из лакированного сундучка клочок пергамента, грек что-то написал на нем, а офицер заверил оттиском своего перстня-печатки. Представляю, под какие сумасшедшие проценты офицеру были одолжены деньги. После этого ему со свитой разрешили уйти.

– Подойди, – подозвал меня грек. Он сел рядом с сундучком, спрятал туда долговую расписку офицера, затем достал мой мешочек и еще один, чуть поменьше. Значит, предполагал и такое развитие событий, а концерт перед офицером был разыгран, чтобы содрать с него побольше. – Это твои, а здесь девяносто выигранных.