Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Улофсон Руне Пер

— Не хочу я затевать этих интриг! Разве ты не знаешь, будучи добрым христианином, что грешно желать чьей-то смерти?

— Яне призываю тебя к этому, но я могу ведь просить о блаженной кончине… Тебе нужны деньги?

Она рассмеялась, встала и поцеловала его.

За дверью в герцогский кабинет ее ждал паж. Он сразу же шагнул к Эмме.

— Вдовствующая герцогиня послала меня за вами. Она просит госпожу королеву пожаловать к ней.

«Госпожа королева»… Эмма улыбнулась: здесь царила иная атмосфера. Гуннор поднялась ей навстречу.

— Я приказала постелить Торкелю в твоей старой

комнате, — торопливо сообщила она. — Женскую половину мы здесь запираем изнутри, как заведено, и ты, наверное, помнишь об этом. Если тебя кто-то ищет, то я всегда могу ответить, что ты спишь. А сама ты можешь войти через потайную дверь со стороны кухни, слева от лестницы внутреннего двора, я имею в виду ту, заднюю лестницу.

— Да, — ответила Эмма в замешательстве, — конечно, я помню, так бывало… Но что все это значит?.. Я и не заикалась ни о чем…

— Тише, ты, и не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле, а меня не пытайся сделать наивнее, чем я есть! Ты думаешь, я не способна сложить один и один, чтобы получить два? Ты так часто называла его имя и сияла при этом, словно на седьмом небе. Сначала я немного злилась на тебя. Но когда сама его увидела и поговорила с ним, я тебя поняла и даже немного завидую тебе…

— Но мама!

— Как это я родила такую дуреху! А теперь поспеши, викинг устал. Тебе нельзя оставаться долго, иначе король начнет спрашивать о тебе. Если он опомнится только к полуночи, мы спокойно можем ответить, что ты спишь. А до этого Олав обещал посидеть с королем за бокалом.

Эмма застонала.

— Мама, то, что происходит между Торкелем и мной, должно сохраниться в тайне. Ты, надеюсь, не посвятила Олава в эти интриги?

— Вот еще, — сказала Гуннор и перекрестилась. — Олаву я просто объяснила, что та кухарка, к которой пристает наш король, освободится не раньше полуночи, так что было бы хорошо составить до этого времени королю компанию. Так что иди! — Гуннор хлопнула Эмму напоследок: — Хочу только предупредить тебя, что он лежит на полу; у меня не нашлось для него подходящей кровати.

Теперь засмеялась Эмма и последовала совету Гуннор. Она вспомнила, как некогда нашла «постель» Торкеля в другой комнате, которая тоже была ее. Она скользнула в свою старую комнату и заперла дверь на два оборота. Он уже спал, лежа на полу, потушив свет. Хорошо же!

Она сорвала с груди пряжку, торопливо, дрожащими пальцами, сбросила капюшон, и волосы ее опустились на плечи и спину, — они были такими же длинными, как и в дни ее юности. Затем она сняла с себя тунику и села прямо перед ним во всей своей наготе, склонилась и поцеловала в губы. Он привлек ее к себе, но она снова поднялась и позволила ему смотреть на себя.

— Три дня на хлебе и воде, — улыбнулась она.

Он не понял.

— Нет, — продолжала она, — это женатый человек не может видеть свою супругу обнаженной. А я замужняя женщина, позволяющая мужчине, который не является моим мужем, видеть меня обнаженной, это стоит значительно дороже…

Он был уже раздет и готов ко сну, и ничто их не сдерживало. В первый раз она с некоторым страхом думала о том, насколько его естество окажется соразмерно его высокому росту. К счастью, все произошло прекрасно, даже если оно, к ее радости, и оказалось

внушительнее, чем она привыкла. И теперь она впервые могла видеть его собственными глазами.

— Не могу ли я быть на тебе для разнообразия, — предложила она. — Тогда я видела бы твое любимое лицо. Иначе я оказываюсь будто под перевернутой лодкой, ведь ты такой длинный…

Они были вместе в постели второй раз, но она чувствовала себя с ним спокойнее и увереннее, нежели с королем после десяти лет брачной жизни…

Да, король! Она вспомнила уловку Гуннор с кухаркой. И ощутила укол ревности, подумав, как странно устроено человеческое сердце: оно не желает другому того, от чего в общем-то само отказалось… Она рассердилась на себя за то, что не заметила, как король «бегает» за этой потаскушкой.

Вслед за этим она уже долго ничего не думала.

* * *

Как сказал герцог Ричард, так и было сделано. Эмма пересекла Канал вместе с одиннадцатилетним Эдвардом, аббатом Эльфсиге и некоторыми другими, кто должен был вести переговоры от имени Этельреда.

Их сопровождали корабли Торкеля.

Раньше Эмма не особенно заботилась о том, как одет Эдвард. Ничто ему не шло: словно на мраморную скульптуру натягивали мешок. Теперь же, когда Эдвард должен был предстать перед Витаном в качестве нового наследника престола, она задумалась, как бы сделать так, чтобы мальчик выглядел старше своих лет. С помощью Гуннор она сшила костюм, состоящий из короткой туники и спадающего с плеча красно-белого плаща. У Гуннор была бронзовая статуэтка, изображающая Карла Великого верхом на коне, и она служила им образцом. Дополнением были только что вошедшие в моду штаны до колен, тоже отделанные красным и белым.

Плащ скрывал полноту Эдварда. При благосклонном отношении к мальчику можно было бы усмотреть в его телосложении избыток силы.

Разумеется, Эдвард сопротивлялся, когда Эмма пришла к нему со своей косметикой, но она не отступила и подкрасила ему черным белесые ресницы и слегка обозначила брови, которые у него почти отсутствовали. Эдвард жаловался, что краска щиплет ему глаза, но Эмма уверила его, что скоро он к ней привыкнет. Она смыла с него краску, чтобы потом накрасить мальчика заново, уже перед самой встречей. Она научила сына произносить речь, с которой он должен будет выступить от имени своего отца. Речь была краткой, и Эдвард немного запинался, но они потренируются во время поездки, а потом еще раз перед встречей с Витаном. Эмма заметила разницу между своим сыном и нормандцами — те изучали риторику. К своему стыду, она упустила из виду обучение сыновей в Англии…

Все прошло превосходно. Одетый по-королевски мальчик с детским голосом всех растрогал, когда от имени короля Этельреда пообещал выполнить все требуемое Витаном и не только объявить о всеобщем помиловании, но и более справедливо обращаться со своим народом, чем прежде.

Когда аббат Эльфсиге завел речь о престолонаследовании, то ответы сделались неопределеннее. Витан желал бы удовольствоваться тем, чтобы письменно закрепить выступление Эдварда от имени своего отца. Эмме пришлось проглотить обиду и смириться с этой половинчатой победой. Но если Этельред умрет, у нее будет в запасе еще один козырь.