Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Для переговоров с Кнутом в море или на суше Торкель потребовал заложников. И когда с обеих сторон этот вопрос разрешился, Торкель вышел на веслах в море на своем корабле хёвдинга и стал рядом с королевским кораблем Кнута. Кнут рассчитывал, что Торкель поднимется на его корабль, но Торкель, поблагодарив, отказался.
— Я еще хорошо помню, что стало с заложником из Линдсея, которого ты высадил на сушу в Кенте, — заявил Торкель. — Так что лучше я останусь на своем судне, пока не узнаю, что ты замышляешь.
Королю не понравилось это сравнение, но обиду он проглотил.
— За
— А у других коротка, — ответил Торкель. — Когда они верят нянькиным сказкам, будто я такой дурак, что собираюсь победить тебя в бою.
Волнение на море было сносным, но оно все же затрудняло разговор. К тому же Кнуту не хотелось, чтобы его люди слышали, о чем он говорит с Торкелем. И он пошел на единственно возможный миролюбивый жест, перебравшись к Торкелю на корабль.
— Хорошо, поплыли к берегу, там под крышей поговорим с глазу на глаз. Ты же видишь, я не желаю тебе зла, так убери хотя бы щит.
Торкель вновь посмотрел на свой добротный щит из липовой древесины. У него уже вошло в привычку держать его перед собой, даже при разговорах с королем. Но сейчас он улыбнулся и сделал так, как пожелал король.
— Многие, слишком рано опускавшие свой щит, делали это в последний раз. Насколько я вижу, с тобой большая часть английского флота, и я, право же, не могу поверить, что ты желаешь мне добра.
— Да, а мне чему же верить? Говорят, что ты собираешь множество кораблей. И вижу — говорят правду. Тебе ведь не нужно столько кораблей, чтобы защищаться: значит, у тебя есть какой-то враг?
Король и Торкель вошли в каюту. Сейчас судно стояло возле пристани совершенно спокойно, и они могли разговаривать, не напрягая голоса.
— Я тебе не враг, даже если ты — враг мне, — ответил Торкель. — Тебе не хочется слышать это, но я скажу: только ради Эммы я решил пощадить Англию. По крайней мере, до тех пор, пока построенный мною флот находится в таком же хорошем состоянии, в каком я его оставил.
Кнут склонил голову в знак того, что понял. Но благодарить за такое заверение Торкеля — не слишком ли будет? И король глубоко вздохнул; ему так хотелось высказать то, что он таил в своих мыслях:
— Я хочу примирения с тобой, Торкель. Я готов восстановить твои права и доброе имя. Ты достоин лучшего вознаграждения за то хорошее, что ты сделал для моей державы. Да и в самом деле, ведь смешно, что мужчины вроде нас с тобой никак не поделят одного кусочка.
Тщетно попытался король сам смеяться над собственной, как ему показалось, удачной шуткой. Торкелю явно все еще трудно считать Эмму просто женщиной среди женщин.
— Я должен поблагодарить тебя за слова примирения, — сказал наконец Торкель. — Но в Англию я больше не вернусь. Если ты можешь заменить мое изгнание отправкой в Данию, этого будет достаточно. Я смог бы там разместиться поудобнее, чем в Трюсо. Эдгит и Харальду не очень нравится здесь.
Кнут подумал было предложить Торкелю быть правителем в Дании в его отсутствие. Этого вполне бы хватило для восстановления справедливости. Но Торкель, казалось, все еще не был умиротворен. А все его
— Есть у меня одна мысль, — сказал король, широко расставив локти на столе. — На побережье Сконе у Эресунна у меня есть усадьба. Там сейчас живет Альфива с моими обоими сыновьями. Она горит желанием вернуться в Англию и получила от меня обещание, что это так и будет. Однако Свейна я с удовольствием оставил бы там, чтобы он как следует изучил язык и укоренился в Дании. Я питаю надежду, что он получит Данию, когда станет взрослым. Я хочу, чтобы ты был его воспитателем.
— Об этом еще надо подумать. Выучить чему-нибудь путному необузданного сына Альфивы — дело не из легких. Я слышал, что он такой же неуправляемый, как и сыновья Этельреда, а это говорит само за себя.
— Свейну всего восемь лет, — ответил король. — Он может исправиться, если попадет в хорошие руки. Он еще как восковая дощечка, на которой может отпечататься все — и хорошее, и плохое. Я согласен, нрав у него непростой, вот почему я желаю ему самого лучшего воспитателя. Усадьба, считай, твоя. А к ней могу еще добавить, если пожелаешь.
Торкель не таил от короля своего презрительного свистящего смешка, так раздражавшего Кнута еще в Вестминстере.
Королю захотелось узнать, что это его так развеселило, но Торкель не ответил, он просто не мог сказать правду: он, зачавший ребенка с законной королевой Англии, должен теперь стать воспитателем сына наложницы английского короля, мальчишки, о котором Эмма не хотела даже слышать!
Насмеявшись вволю, Торкель ответил, мол, Священное Писание не советует доверять князьям, и добавил:
— У меня у самого были в Англии кое-какие княжеские подарки, но как дым исчезли они… Так что не знаю, какова завтра будет цена твоим сегодняшним обещаниям.
Король начал злиться:
— Я ведь предложил тебе восстановление твоих прав, — заскулил он. — Чего тебе еще? Я что, должен пасть к твоим ногам и облобызать их? Мое предложение хорошее. Примешь его, будешь иметь спокойную старость. Но тогда ты должен распустить свои корабли, кроме тех, что ты привел сюда с собой из Англии…
— Я так и думал, что у тебя будут подобные условия.
— …или поставь их под королевское командование в Дании. Чьего-либо собственного флота таких размеров я не потерплю у себя в стране. Между прочим, ты еще не ответил, зачем ты… набрал так много судов?
Торкель пожал плечами.
— Я думал попытаться пойти на Готланд, — нехотя ответил он. — Там, мне кажется, у меня нет причин стать недругом какому-нибудь королю, поскольку никто, кроме самих готландцев, не правит островом.
— Готланд? Смотри не обожгись. Они, что дьяволы, умеют огрызаться, а богаты, что сами тролли. Кстати, я слышал, готландцы пошли под власть шведов, на каких-то условиях… Да, но это неточно. Но, если мы часом не нарвемся на гнев шведского короля, ты можешь попробовать начать с Готланда — при этом получишь немного помощи. Я бы ничего не имел против того, чтобы считать этот остров датским: удобное расположение для торговли, отличная крепость в Балтийском море. А ты — ярл Готланда!