Хичкок. Ужас, порожденный «Психо»

Ребелло Стивен

Начальство «Парамаунт» сильно раздражали требования Хичкока запретить начальнику отдела фотографии Уильяму «Баду» Фрейкеру (позднее он участвовал в съемках таких замечательных фильмов, как «Ребенок Розмари» и «Небеса могут подождать») фиксировать любой материал, который мог бы намекнуть на содержание фильма или раскрыть его сюрпризы. Режиссер пытался обмануть отдел рекламы, выпуская такие безобидные фотографии, как улыбчивый портрет Джанет Ли в полосатом свитере («Именно такой наряд мистер Хичкок не одобрял категорически», – вспоминала костюмер Рита Риггс). Херб Стейнберг, примкнувший к «Парамаунт» в Нью-Йорке в 1948 году и ставший на студии директором отдела рекламы и связи с общественностью, направил Хичкоку 30 декабря записку. Он возмущался по поводу «статичных» фотографий, «не дающих нам ни восторга, ни аромата того, что, как мне известно, вы творите на экране. Я понимаю ваше стремление к секретности

и сознаю важность такого подхода. Однако желательно, чтобы вы позволили нам освещать все, что вы снимаете, чтобы у нас были хотя бы записи на будущее, когда секреты «Психо» станут общеизвестны».

Рекламщик Штейнберг предложил компромисс: если Хичкок позволит фотографу «запечатлеть на пленку как можно больше», то фотограф передаст свою необработанную пленку любому, кого режиссер назначит для ее хранения до того момента, когда станет возможно воспользоваться данным материалом. Хичкок очень хорошо знал студийных фотографов и рекламщиков, чтобы поддаться на их уговоры. Все фотографии по этой картине были такими, чтобы не выдать никакой информации.

Несмотря на меры по сохранению секретности (Хичкок предоставил прессе фотографии охранников у двери студии звукозаписи), Роберт Блох ничего такого не заметил. «Однажды я оказался на студии «Юниверсал» по делу, – вспоминал писатель. – В то время, когда снимался фильм «Психо», в шоу Хичкока транслировались несколько телепьес. Я спокойно прошел на съемочную площадку. Они тогда не сильно заботились о секретности и нежелательных посетителях на площадке. Я наблюдал, как Хичкок наставляет Тони Перкинса, прогуливаясь с ним вдоль дверей комнат в мотеле, и это все. Я никому не представился, ни с кем не разговаривал. Никто не заговаривал и со мной».

Сценарист Джозеф Стефано посещал съемки регулярно – по крайней мере, в первые дни. Эго Хичкока расцветало рядом с таким неофитом, как Стефано, жаждущим познать кинематографические тайны. Но, по воспоминаниям некоторых членов команды, Хичкок позднее сожалел о своем великодушии. Маршал Шлом объяснял: «В те дни агенты и писатели никогда не допускались на съемочную площадку. Думаю, из вежливости мистер Хичкок сказал, что [Стефано] может зайти и посмотреть. Поскольку сценарий был у меня в руках, Стефано смотрел и слушал, что он говорит. Потом прошептал мне: «Они его изменили». Ну что же, актеры это делают. Моя работа отчасти заключается в том, чтобы знать, когда что-то сказать режиссеру, а когда промолчать. Но Стефано начал делать определенные предположения и критиковать, и, думаю, ему немного прикрыли рот. Знаю, было именно так. Мистер Хичкок никогда не допускал шуток на площадке. От этих маленьких уловок он злился. Он всегда знал, когда кто-то пытался давить на него. Он чувствовал, что Джо иногда пытался это сделать, поэтому не допускал ничего такого».

Заслуженная водевильная радио– и киноактриса Лерен Таттл, сыгравшая роль жены шерифа («маленькая, живая женщина», как написано в сценарии), впервые начинала у Хичкока в сороковые годы в его великом немом фильме «Жилец» (1926) (за игру в этой картине Хичкок наградил актрису шлепком по «мадам сижу»). На съемках «Психо» Таттл пришла в замешательство, когда роли, которые сыграли она и Джон Макинтайр, в готовый вариант фильма не вошли. Ее также беспокоило, что манера руководства Хичкока сильно изменилась. Актриса расстроилась, когда режиссер с явной тоской наблюдал за ее короткой репетицией с Макинтайром, Верой Майлз и Джоном Гэвином: «Он доверял актерам и не давал много указаний, кроме того, что просил меня стоять строго на своей метке. Сцены он ставил, как чертежи. Меня он предупредил: «Если вы сместитесь хотя бы на дюйм в любую сторону, то выйдете из моего света», а потом развалился в своем кресле, словно заснул. Меня это так встревожило, что я направилась к помощнику режиссера и спросила: «Неужели он проспал всю нашу сцену?» Помреж меня успокоил: «Это хороший признак. Он составил вашу сцену и ваши движения так старательно, что наизусть знает, как это должно выглядеть. Он просто наслаждается звуком».

Таттл спокойно приспособилась к неортодоксальному стилю расслабления Хичкока. «Работа с ним была подобна возвращению в утробу матери, – рассказывала она. – Думаю, все четверо из нас ощущали себя словно в безопасном коконе». Несмотря на то, что Хичкок был в восторге от старой актрисы, он не жалел яда, когда злился. «Я не могла точно следовать своим меткам, – рассказывала Таттл, вспоминая короткую съемку на «Серкл Драйв» в декорации, изображающей пресвитерианскую церковь в Фейрвейле. – Хичкок мог быть испепеляюще саркастичен. Он не был ни льстецом, ни дураком. Во время съемок сцены у церкви он выглядел очень серьезным. Он показал мне, что ему надо, и даже каким образом и как быстро я должна

ходить, но я попыталась возразить: «Мистер Хичкок, у меня не такие большие шаги, как у мужчины, у меня женский шаг!» Он ужасно разозлился. Однако я поняла: если он говорил, что я стою не на том месте, то это соответствовало дизайну, который он разработал для действия актеров и своих камер. И приходилось делать так, как он считал правильным».

Хичкок забавляется

Когда Хичкок не дремал, уединившись в бунгало с «Лондон таймс», или не общался со своей съемочной группой, он забавлялся самым тривиальным способом. Любимым занятием для него был выбор места и времени камеропоявления в собственной картине. Хотя ему нравилось хранить свое экранное появление в тайне даже от съемочной группы, Хичкок изредка делал намеки. «Он молчал до самого последнего момента, – вспоминала костюмер Рита Риггс. – Но в этой сцене ему хотелось сняться со своей дочерью. Это была его «сентиментальная причуда».

Хичкок появляется в кадре как человек в ковбойской шляпе, стоящий на краю тротуара, мимо которого проходит героиня, спеша в риелторскую контору. Об их совместной работе Патриция Хичкок вспоминала: «Я всегда испытывала благоговейный страх перед ним. Он такой замечательный режиссер. На съемочной площадке мы даже забывали, что являемся родственниками. Я бы не сказала, что он строгий; он всегда терпелив и спокоен. И знает, чего хочет». Отец и дочь сыграли сцену очень гладко.

Во время съемок Хичкок настоял, чтобы в его трейлере установили межконтинентальный телефон. «Интересно, какая теперь погода в Лондоне?» – размышлял он вслух в промежутках между съемками, удаляясь в свой трейлер для выяснения этого вопроса. «В его жизни действительно не было ничего, кроме еды, вина и кинорозыгрышей, – рассказывал Маршал Шлом. – Из налоговых соображений он завел себе ранчо в Лос-Гатосе, где выращивал виноград для изготовления шампанского, и терял на этом деньги. Он пил только «Монтраше», привезенное из Франции, которое стоило пятнадцать долларов за бутылку – в то время, когда в Америке вино стоило не больше двух-трех долларов за бутылку. «Психо» мы снимали в рождественское время, и он звонил в ресторан «Максим» в Париже, говоря: «Хочу фуагра». У него была сделка с авиакомпанией «Транс Уорлд Эйрлайнз», которую он называл «Тини-Уини-Эйрлайнз». Из ресторана «Максим» ему доставляли еду с пилотом компании, который собственноручно привозил посылку в лос-анджелесский аэропорт и передавал шоферу [Хичкока], а затем ее доставляли прямо на студию. Такой багаж никогда не знал таможни».

Во время съемок «Психо» другим занятием Хичкока на досуге было изобретательство всевозможных приспособлений. Маршал Шлом рассказывал: «Однажды он захотел выяснить, можно ли изобрести электровзбивалку. Мы на большой скорости сняли его руку с механической мутовкой, взбивающей сырые яйца, чтобы потом можно было показать это в замедленном действии. Он попросил человека, занимавшегося спецэффектами, взять смеситель и сделать то же самое, но установить лопасти сбоку, чтобы миксер вращался». Хичкок вовсе не собирался как-то использовать такие изобретения. Удовольствие для него заключалось в разработке технических деталей.

В другом случае Хичкок размышлял: «Хорошо бы снимать героев на Эйфелевой башне, не поднимаясь на нее». Режиссер направил Шлома в дорогую техническую лабораторию по поиску спецэффектов высокохудожественного уровня. Но ничто из добытого материала его не устроило. Признания не получил красивый и сложный кухонный гарнитур от Сен Шарле, который во время съемок «Психо» студия «Юниверсал» установила в доме Хичкока. Когда режиссер узнал, что кухня на 3,8 дюйма меньше, чем в его плане, он заставил все полностью переделать… за счет студии. Сотрудник сценарной группы Шлом предположил, что в основе такого поведения лежит не капризность режиссера, а его фрустрация. «Его жена превосходно готовила, и ради нее он установил у себя эту прекрасную кухню. Однако его вес был настолько избыточным, что он не мог получить страховку, – пояснил Шлом. – Поэтому он вынужден был сидеть на строгой диете, ограничиваясь четырьмя унциями мяса в день, изредка запивая его бокалом «Дюбонне». Он просто был болен».

«Он мог быть очень смешным и самоуничижительным, – вспоминал Стефано. – Несмотря на большой вес, он сумел прилично похудеть. «У меня живот отвис, словно старый фартук», – шутил Хичкок. Потом он рассказал мне эту феерическую историю про то, как был на невероятно пафосном ужине у молодого режиссера, изо всех сил старавшегося произвести на него впечатление. Он заметил: «Официант подошел наполнить наши бокалы вином, держа в салфетке бутылку, которая даже не была охлаждена! что за показуха!» С такими людьми он расправлялся безжалостно, и я смеялся, потому что об этом он рассказывал именно мне».