Хиллаут

Чит Константин

Чем ближе я подходил к дому родителей, тем тревожнее становилось на моей душе. Думать о плохом я себе запрещал, повторяя как мантру слова 'смерти нет, смерти нет'. Не доходя до подъезда, я глянул на окна двухкомнатной квартиры. Стекла были целыми, в одном из них, на кухне, даже горел свет.

'-Ну вот, все у них нормально', - облегченно выдохнул я.

– Леша?!
– результатом нажимания на кнопку дверного звонка стал потемневший дверной глазок и приглушенный дверью мамин голос.

– Это я!
– подтвердив свою личность, я отчего-то улыбнулся.

Стоило переступить порог родительского дома,

как меня прижали к груди, заливая слезами. Радость от того, что я нашелся, перемежались со сбивчивой информацией о том, что отец тоже объявился, но вернуться сможет только к обеду.

– Я уж и не знала, что думать, ты целую неделю к телефону не подходишь, а отец, как в тот день на работу ушел, так тоже пропал, на три дня, - все говорила и говорила мама, повторяясь: - он теперь на стройке работает, его прямо за углом нашего дома убили. Я и думать плохо не хотела, соседка его куртку нашла, обыскала карманы, там и паспорт его и кошелек, ничего не взяли!

'-Что значит неделю к телефону не подхожу?
– не понял я и повернулся к телевизору, в верхнем правом углу экрана которого транслировалась и дата сегодняшняя и текущее время: - вот бля! Похоже я в непонятно где провел целых семь дней, не удивительно что после этого чуть сам себя не забыл!'

Думая о своем, я не мешал матери выговориться и выплакаться. Определенно ей нужно было снять стресс, в котором она пребывала последние дни. Произошедшее ее сильно подкосило и, обычно уверенную в себе, маму сейчас было трудно узнать. Вглядевшись в заплаканное и слегка припухшее лицо, я не сдержался и обнял ее, утешая.

Сколько мы так простояли в прихожей я не знаю, но, рано или поздно все заканчивается. Успокоившись, мама уже обычным голосом принялась выспрашивать, что со мной случилось и где я был. К моему удивлению, информацию о моей временной смерти она восприняла очень спокойно. А факт моего ограниченного возрождения ее, кажется, даже порадовал. Пройдя на кухню и усадив меня за стол, мама принялась готовить завтрак, параллельно рассуждая о положительных аспектах принудительного труда.

– А что тут такого?
– на мое возмущение по поводу ущемления прав людей, она возразила с явной убежденностью в голосе: - раньше тоже работали, только теперь будут делать все не абы как, а на совесть!

Насупившись, я решил не обострять обстановку и примолк. Мама только-только успокоилась и даже стала улыбаться. Мне как-то не хотелось ее вновь расстраивать, начиная отстаивать свою жизненную позицию и не соглашаясь с высказанным мнением.

'-Время рассудит, кто прав', - мысленно сказал я сам себе, понимая, что только действительно чего-то добившись, я перестану быть для своих родителей несмышленым ребенком и к моему мнению будут прислушиваться.

Накормив завтраком, который больше напоминал обед и ужин вместе взятые, мама отдала второй комплект ключей от моей квартиры. Уже собираясь встать из-за стола, я поймал ее взгляд и, неожиданно для самого себя, передумал уходить. Что именно 'плескалось' в глубине ее глаз я так и не понял, но решение не оставлять маму одну, по крайней мере до тех пор, пока не вернется отец, прочно засело в моей голове и оставалось там незыблемым, не смотря на все доводы рассудка.

'-Ладно, успею еще в интернете посидеть', - успокаивал я сам себя,

пройдя в гостиную и плюхнувшись на диван.

Рука привычным жестом нащупала пульт и я включил телевизор. Прощелкав по каналам, из пятидесяти я нашел только три, по котором еще шло вещание. Ни одного коммерческого или развлекательного канала не было. Оставив первый государственный, я приглушил звук, мама присела рядом, прижавшись к моему плечу.

– А у того, кто это придумал, все получилось, - неожиданно сказала она и, дождавшись, когда я с удивлением на нее посмотрю, пояснила: - переделать целый мир и не привести его к апокалипсису, это надо постараться.

– Я тоже не понимаю, как можно было сделать так, чтобы перед внутренним взором постоянно отображался интерфейс, а ведь еще где-то должен быть сервер, с которым происходит обмен данных, - решив, что именно об этом говорит ма, сказал я: - во было бы здорово найти это 'хранилище' и переписать статусы своего тела!

– Не думаю что сервер, как ты его понимаешь, материально существует, - улыбнувшись и чмокнув меня в макушку, мама погасила возмущение, готовое сорваться с моего языка: - если существует информационное поле планеты, в котором прописано все, как живые существа, так и невоодушевленные предметы, то и 'программное обеспечение' должно функционировать именно в нем, а не стоять в железном шкафу какого-нибудь здания.

– При чем здесь невоодушевленные предметы?
– не зная, что возразить, высказался я: - ведь изменились только люди, все остальное осталось по прежнему!

– А одежда, которую ты носишь?
– взъерошив в очередной раз мои волосы, мама опустила руку, проведя ладонью по рукаву моей куртки: - насколько я поняла, эти вещи влияют на человеческие тела, при этом функционируют они явно не на принципах старого мира.

Надетый на меня комплект одежды не давал никаких плюсов, но оставшийся в шкафчике морга сет 'медбрата', действительно усиливал характеристику ловкости и поднимал сопротивление к Холоду. Никаких проводов, батареек, или иных приборов, ни на одежде, ни в ткани, не было. Не имея очевидных доказательств не правоты матери, я задумался, как лучше ей возразить.

– И откуда ты это узнала?
– наконец то нашелся я: - по 'ящику' рассказали?

– И по 'ящику' тоже, - как ни в чем не бывало кивнула она, после чего, взяв небольшую паузу, добавила: - я все свободные очки в интеллект распределила.

– И зачем?
– действительно не поняв, удивился я.

– Вложившиеся в силу люди стали сильнее, в ловкость - ловчее, - как несмышленому принялась объяснять мама: - а мне всю жизнь хотелось быть умной, вот и сбылась моя мечта.

Взглянув еще раз на свою маму, я не мог не отметить ее цепкий взгляд и какое-то просветленное, без 'печати' рассеянности, лицо. Раньше она была совсем не такой, задумавшись о том, как оказывается вложение свободных очков меняет человека, я закономерно подумал о себе.

– А тем, кто вложит все очки в мудрость? Какими станут такие люди?
– постаравшись не выдать себя голосом, как можно беззаботнее поинтересовался я.

– Думаю, таких людей можно будет называть 'широкой души человек' или 'золотое сердце', - ничего не заметив, улыбнулась ма.