Химера
Шрифт:
Он распечатал бутылку, наполнил стаканы. Они выпили, закусили. Дешевая водка ударила Мите в голову – дал знать о себе пропущенный обед. Комната у него в глазах смазалась, в руках потяжелело, движения стали неровными.
– Закусывай, закусывай! – Леонидыч двинул к нему тарелку с огурцами и вновь наполнил стаканы. Один, правда, оставил пустым. Митя с благодарностью подумал, что для него, но…
– А себя чего обделил? – поинтересовался дед, ткнув надкушенной стрелой лука в граненое стекло.
– Мне больше нельзя, катером еще управлять. А вот Димка с тобой с радостью выпьет. Правда, Димка?
Митя
– А скажи, дед, – заговорил Леонидыч, когда стаканы вновь опустели, – говорят, будто ты видел чертовщину на водохранилище? Врут, поди?
Дед недоверчиво покряхтел, покашлял. Пожевал губами, глядя на бутылку.
– Нацеди-ка мне еще.
Он опрокинул в себя третью порцию водки, раскурил вонючую папироску и прохрипел убитыми голосовыми связками:
– В бога веруешь, инспехтор?
– Да как сказать…
– Диавол завелся в Истре, – заявил дед. – Чудище водяное.
Митя мигом протрезвел.
– Вы его видели? – спросил он.
Дед Матвей стрельнул на него подозрительным взглядом, будто биолог сомневался в его честности.
– Ты его видел, дед? – поддержал вопрос Леонидыч.
– Видел ли я? – взревел Матвей, покачнувшись на колченогом табурете. – Как тебя сейчас!
– И где?
Матвей вздохнул в голос.
– Неспроста он явился. Знать, время пришло. Только Господь решает…
– Дед, ты о чем?
– …когда кару насылать. – Он безнадежно махнул в сторону Леонидыча скрюченной рукой. – Не веруешь, тебе не понять. Когда грехи у людей свыше меры, он выпускает гнев…
Привстав из-за стола, он повернулся к иконе и размашисто перекрестился:
– Прости меня, Господи! Прости за все грехи мои!
– Где ты видел чудище? – продолжал Леонидыч, раздраженный, что дед все время отвлекается.
– В заводи. – Матвей вернулся на табурет, пыхнул папиросой. – Около «Восхода». С удочкой сидел поутру. Не клевало ни хера… Туман, но берег видать. Слышу – у ивняка плеск. Громко, как веслом по воде. Гляжу туда – а из воды человек высунулся…
– Человек! – поразился Митя.
– Человек? – не поверил Леонидыч.
Дед высокомерно хмыкнул.
– Вот именно. ЧЕ-ЛО-ВЕК! Ручищи огромные. Голова волосами залеплена. Ну, думаю, купается поутру, спорхмен… – Дед пытливо оглядел лица слушателей и эффектно произнес: – Поворачивается – а на спине плавник!
На секунду горницу окутало изумленное молчание.
– И что дальше? – спросил Леонидыч хмуро.
– Дальше-то? Напужался я до усрачки. Сразу понял, хто такой. Ну, думаю, конец мне. Увидит – под воду утащит. Здоровенный черт… Я, значит, за весло. Думаю, подплывет ближе – по башке огрею. Хотя что ему весло! Не проймет. Но ничего другого под руками не было… Стою, значит, жду. Поджилки трясутся. А он – плюх! – и под воду ушел. Только фыркнул напоследок да хвостом по воде опять… Меня, слава те господи, не заметил. Иначе бы к моей старухе на тот свет отправил на свиданьице.
Дед Матвей налил себе и быстро выпил. Леонидыч с сомнением посмотрел на Митю.
– Кто же он такой? – спросил инспектор.
– Фараончик, – объяснил старик, выдыхая алкогольные пары. – Фараончик
– Как русалка, что ль?
Матвей будто не услышал реплики.
– Я от своего деда слыхал, еще до войны, а тот от своего. Рассказ про них. – Старик заговорил одержимо, недобро сверкая глазами из-под кустистых бровей. – В Библии что написано? Когда Моисей с евреями из Египта шел, встало перед ним море. Что делать? Сзади фараон с войском. Нагонит – всех в клочья порубит. Беда! Увидел это Господь и раздвинул воды, чтобы евреи, значит, перешли на другой берег, а над войском фараона воды-то сомкнул. Потонули все – люди, кони, колесницы. Все до единого, все войско… Утопленникам энтим Господь упокоиться не дал. За то, что евреев мучили, в наказанье сделал страшными: голова у них человечья, а тулово рыбье. Руки сделал, как грабли. Голос оставил – глухой, как из бочки…
Мите живо вспомнились рассказы о голосе в прибрежных кустах. Страх пронизал его до костей.
– Фараоновы слуги они, потому и названы – фараончиками, – хрипел дед Матвей. – Положил им Господь обитать в энтом виде до светопреставленья. Вот и рассеялись по миру, ждать своей участи. Попрятались – кто в озеро, кто в реку. Живут в пещере на дне, а питаются людьми. Хватают и тащат себе в логово. Любят они человечину. Для них это как для нас огурчиком солененьким похрустеть. Раньше как говорили, если пошел человек на реку и не вернулся? А, как? Фараончик забрал, во!
– Фараончик, значит, – скептически произнес Леонидыч, разглядывая в просвет мутный стакан.
Матвей хрипло перевел дух.
– Я все думаю, зачем он сейчас-то вылез. Дед говорил, сто лет не являлся, а тут на тебе. Есть одна мысля. Раньше народ божьего гнева боялся, стерегся. А сейчас забыли страх, грешат напропалую. Вот и кара пришла. Потому что сказано к римлянам: возмездие за грех – смерть!
И дед решительно грохнул кулаком по столу. Леонидыч недовольно скривился, но промолчал.
– Скажите, – спросил Митя, – можно его убить?
– Фараончика? Убить? – Матвей агрессивно надвинулся на биолога. – Попробуй. Нет, ты попробуй! А я на тебя посмотрю. Умом он хитрый, как человек, а телом верткий, как рыба. – Он вытянул костлявую руку и больно ущипнул Митю за плечо. – У тебя вот кожа, а у него броня! А силища-то – не ровня твоей!.. Только ты его сначала найди. Ни за что не найдешь. Водного духа захотел найти, видал! Он тебя первый найдет. И всех вас сожрет, всех!!.
Леонидыч с шумным выдохом поднялся из-за стола.
– Пора нам, дед. Спасибо за угощение. Бутылку себе оставь, не пропадет, думаю. Пошли, Димка.
Захмелевший Митя не сразу услышал Леонидыча. Перед глазами ожили картинки из далекого детства…
Отец учил его плавать с пяти лет. Это было на Яхоти, где стоял дом матери отца, бабушки Вари – тихой старушки, которая потеряла мужа на войне, вырастила двух сыновей и дочь Ангелину. Пляж на реке отсутствовал; его заменяла глинистая рытвина в крутом, поросшем травой склоне. Рытвину называли «купалкой». Заходить в воду там было очень неудобно: илистое дно резко уходило вниз. Для детского плавания вариант не самый подходящий. Но Митя помнил, что учился именно там.