Химеры 2
Шрифт:
Мимо неторопливо прошел человек в белом халате, таком же, как у самого Дня. Человек старательно прятал лицо, но День все равно его узнал. И обрадовался.
– Постойте ка, любезнейший, - окликнул он.
– Куда вы так спешите? У меня к вам пара слов.
Синие точки на скулах, о которых так подробно написано в отчетах. Охрану лорда Тени искра, слуга эль Янтара, может быть и мог провести, но только не Дня.
День прыгнул вперед, а искра увернулся. День прокатился по полу, затормозил о стену, стремительно вскочил на ноги, а чертов бывший лорд Флавен уже мчался по
День зашипел и кинулся за ним. Некогда было выяснять, в палату или из нее возвращался этот бывший человек, который причинил Дару столько зла. В окно выскочила уже фюльгья Дня, снеся копытами остатки выбитых стекол. Искра бежал по улице, петляя между машинами. Белый олень перемахнул через тормознувшую “орку”, отшвырнул рогами загораживавшую путь шикарную “ламию”, та покатилась, врезавшись в витрину и осыпав прохожих дождем стеклянных осколков.
Искра нырнул в узкую арку, уходя в переулки. День кинулся следом, проскрежетав копытами по обледенелой брусчатке. В арке пришлось сбавить ход, а юркий и ловкий человек, как назло, все ускорялся, мчался, спасая жизнь. Или…
День мельком подумал о возможной ловушке, но фюльгья была в ярости, она хотела только догнать и убить, он не справлялся с ней. Да и не хотел. Вспомнил, как, обдирая пальцы, оттаскивал куски мокрого камня, ворочал их на пару с фоларенышем, а тот рычал, ругался, понукал. Лицо у фолари было мокрое, то ли от воды, то ли от слез - мокрое и бешеное.Вспомнил, как они вдвоем отвалили гранитную глыбу и вытащили измазанное переломанное тело, его не узнать было, и День взвыл, как выла Шерла, не хуже всякого баньши, он никогда не плакал ни по погибшим товарищам, ни от боли, ни от страха. Он был герольд Королевы и не боялся ничего в мире, кроме, как оказалось, этого вот… он выл и раскачивался, а потом фолареныш пнул его и злобно прошипел - а ну вытри слюни, беги за вашими лекарями. Или, клянусь всем на свете, я тебя тут же рядом положу.
А потом Таволга наконец сказала, что человек наверное будет жить, но она ничего не обещает.
Лавина, бедствий, которая обрушилась на Дар - стронулась от крошечного камешка, который уронил этот вот, бежавший сейчас от него, как от смерти. День знал, что у искр нет своей воли, но воля есть у того, кто их направляет. И хотел отомстить хотя бы орудию, если не руке, его держащей.
Искра петлял по переулкам неподалеку от Семилесной, и никак не получалось хотя бы приблизиться к нему. Он был быстр и хитер, а фюльгья себя не помнила от злости и не понимала, куда тот направляется.
Однако понял сам День - к лестанскому посольству, которое было закрыто и депортировано после начала войны на Южном берегу. Посольство занимало большое здание, примыкавшее к посольству Иреи и посольству Леуты, и у них была наверху общая для всех вертолетная площадка.
Беглец открыл дверь, которая должна была быть заперта, перемахнул через турникет проходной и шмыгнул на лестницу. Пока Дню удалось совладать с бесновавшейся фюльгьей, прошло изрядно времени. Потом уже на своих
Выбравшись на крышу, он услышал только стрекотание вертолетных винтов и увидел удалявшуюся машину.
Дролери хорошо чувствуют моменты, когда история и судьба отдельных личностей сплетаются воедино, но это, видимо, был не тот момент. День чувствовал только разочарование.
Он стоял на заснеженной крыше, задрав голову, смотрел, как улетает металлическая стрекоза и думал, что надо бы к чертовой матери запретить полеты в городе. потом подумал еще, что рыцари неминуемо взбунтуются. Снова.
Вздохнул, опустил голову, сунул руки в карманы брюк. Пиджак измялся, и у него отлетела пуговица.
Длинную расхлябанную фигуру у самого края он заметил не сразу. Присмотрелся, подошел ближе. Фигура наблюдала за удалявшимся вертолетом и жрала мороженое. Фруктовое, в бумажном стаканчике. Высовывала длинный язык, ковырялась палочкой. Мороженое задубело на морозе и поддавалось плохо. Город лежал перед ними внизу, заснеженный, спокойный, украшенный в преддверии Юля.
– Золоторогий!
– преувеличенно обрадовалась фигура.
– Сколько лет! Сколько зим! Мороженку хочешь?
– Асерли.
– Узнал! Надо же! Мне приятно!
День вдруг понял, что ужасно устал. Насыщенный выдался год. Надо бы взять отпуск.
– Думаю, бесполезно спрашивать, что ты тут делаешь?
– Напротив!
– Асерли снова поковырял мороженое деревянной палочкой, потом стал неторопливо размешивать загустевшую массу.
– Я тут исключительно по просьбе нашего общего знакомого!
На шее наймарэ, диковато сочетаясь с клетчатой рубашкой и расстегнутым плащом, болтался в петле черный обсидиановый нож, даже на вид бритвенно острый.
– Знакомый, я так понимаю, умер в мучениях?
– Этого я никак не могу тебе сказать! Но эта штука ему оказалась больше совсем не нужна. Да и мне вобщем-то тоже, так, сувенир на память.
Асерли мешал и мешал в стаканчике, как заведенный, мороженое плавилось и закручивалось спиралью. День вдруг посмотрел на небо и нахмурился.
– Ты что, выполняешь последнюю волю принца Анарена? Как он мог пойти с тобой на сделку!
– Спокойно, Золоторогий! Не дергайся. Я в своем праве.
Облака над Университетским парком завивались вихрем, столбом, захватив и закручивая блестящую стрекозу. Шума винтов уже почти не было слышно. Ветер выл, ревел, но на самой крыше было тихо. Асерли остервенело мешал в стаканчике, скосив узкие глаза к длинному носу..
– Перестань! В парке могут быть люди!
– Какой ужас! Люди! Ой!
Стаканчик шваркнулся об крышу и розовое мороженое кляксой расплескалось по черному битуму.
– Не надо было орать под руку, я же страшно испугался, - заметил Асерли.
– Но вообще сам подумай, какие там люди после того, как старый говнюк проутюжил этот парк своими скатами, или что там у него? И никто не пожалел несчастного полуночного, который погиб там смертью храбрых, в тяжелой схватке с превосходящими…