Химеры 2
Шрифт:
Лорд тень не принадлежал партии радикалов, но всем было известно, что большой симпатии к дролери он не испытывал. В несправедливости обвинить его было трудно, как и в излишней мягкости.
Очередь сокращалась неспешно, время от времени вводили новых заключенных. Наконец вызвали Рамиро. Прижав к распухшим губам грелку с подтаявшим льдом, под конвоем из двух охранников, он вошел в зал суда.
Он никогда здесь не был. Заполненный народом полукруглый амфитеатр, разделенный на сегменты, галерея для зрителей по верху. В центре, на возвышении, на фоне пурпурного бархата, под огромной, распростершей серебряные крылья каманой, стоял
По правую и левую руку сидели королевские судьи в мантиях. Они листали бумаги, перекладывали папки по заваленному столу, пили воду, переговаривались. Кадор Маренг сидел прямой и угрюмый, как скала. Только по синюшно-бледному лицу было понятно, что ему более чем хреново.
Приблизившись и встав на указанное место обвиняемого, Рамиро рассмотрел целлулоидную трубку, перекинутую через плечо сэна Кадора и ныряющую в расшнурованный ворот упленда, к подключичной артерии. С другой стороны трубка терялась в торжественных складках пурпура. За спинками высоких кресел тенями двигались женские фигуры в серых платьях. Невенитки приглядывали за Маренгом и наблюдали за его капельницей.
Королевский судья, тот, что сидел по правую руку Маренга, раскрыл папку и принялся зачитывать обвинение и результаты дознания. Рамиро поискал глазами в толпе, но ни Лары, ни Кресты, ни Виля не заметил. Его это не удивило: чтобы попасть на слушание чьего-либо конкретного дела, надо было всю неделю дежурить, не выходя из зала. Зато в третьем или четвертом ряду встал, и теперь двигался мимо кресел к проходу, субтильный юноша в шелковом пиджаке, с ухоженной, но чересчур длинной шевелюрой, аккуратно зачесанной назад. Секретарь господина Дня, как его бишь… что он тут делает, интересно? И почему уходит? Молодой человек заметил рамиров взгляд, но в глазах его не мелькнуло ни тени узнавания.
Судья закончил читать и принялся рыться в бумагах, даже не взглянув на обвиняемого. Сэн Кадор медленно поднял тяжелую голову.
– Господин Рамиро Илен. По доказанным обвинениям вы не возражаете?
– Не возражаю.
– Вам есть, что сказать в свое оправдание?
– Только то, что пытался решить этот вопрос законным путем, и обращался в различные инстанции. Везде получил отказ. Фолари абсолютно бесправны, и никому нет до них дела.
Маренг хмыкнул.
– Вам не по конторам ходить надо было, господин Илен. Вспомните, как решали это вопрос альханы.
А ведь лорд тень прав. А он, Рамиро, дурак, что стучал в запертые двери. Альханы, вольное бродячее племя, отродясь не имевшее земли, решало вопрос правовой защиты очень просто. Альханские старейшины приносили вассальные присяги лордам, и не обязательно тем, по чьим землям кочевали. Подарки, услуги, деньги - если альхан захочет, он сможет купить себе гербовый значок, который превратит беззаконных бродяг в уважаемых путешественников.
Оставалось только найти лорда для фолари. Но, честное слово, это было бы гораздо легче, чем заставить чиновников озаботиться судьбой бесправных.
– Я даже прикинул, господин Илен, не дает ли вам второй степени Серебряное Сердце право принимать присяги и обеспечивать безопасность присягнувших.
– Маренг помолчал,
– Увы, не дает. Если бы вы были военным с большой выслугой и боевой машиной, то могли бы претендовать на рыцарский пояс. Но один орден, - Маренг развел руками, - увы. Вы согласны?
Рамиро кивнул.
– Тогда объясните мне, почему, - Маренг медленно наклонился вперед, опершись ладонями о стол. Трубка на его плече натянулась, за креслом послышался ропот - нивенитки забеспокоились.
– По какому праву вы, господин Илен, взяли на себя рыцарские полномочия?
Рамиро молчал.
– Лабрадорес, комбатьентес, клеригос, - сказал лорд тень, откидываясь обратно на спинку кресла.
– Вспомните среднюю школу, господин Илен. “Пусть крестьяне трудятся в поте лица своего, ибо трудом своим они позволяют нам выжить. Пусть воины сражаются, защищая наши города и охраняя нашу землю, ибо силой оружия они позволяют нам выжить. Пусть монахи молятся за всех, ибо молитвами ходатайствуют за нас перед Богом. Пусть каждый на своем месте делает, что должно, таково священное право и обязанность каждого. Таков порядок, угодный Господу, обратное же ему есть беспорядок, Господу противный”. Чьи это слова, господин Илен?
– Святой Кальсабер?
– Берите выше, святой Карвелег. Святой Кальсабер говорил о том же, предлагая несколько другой образный ряд. Миряне - овечье стадо, псы - рыцари и пастухи - священники. Это закон нашего общества, которому без малого тысяча лет. И не нам с вами, господин Илен, нарушать его устои.
Маренг помолчал, прикрыв тяжелые веки, сжимая узловатыми пальцами край стола. Рамиро вдруг понял, что зал в молчании внимает прописным истинам, судьи за столами почтительно слушают, даже неугомонная галерка помалкивает.
– Мы тут с вами выяснили, что вы все-таки не рыцарь, - продолжил Маренг.
– Тогда кто же вы? Может быть, священник?
– Нет.
– А может быть вы дролери? Они живут по своим законам, в военное время воюют, в мирное - делают, что хотят. Вы дролери, господин Илен?
– Нет.
– Тогда кто?
– Лабрадор, - сказал Рамиро.
– Мирянин.
– И чем вы должны заниматься?
– Работать.
– Работать, - лорд Тень поднял палец.
– Создавать блага. Растить хлеб, строить дома, рисовать картины. А вы что делаете? Взрываете чужую собственность. Согласен, будучи ополченцем, вы взрывали, стреляли и прочее. Владеете навыками. Но сейчас, слава богу, не война, и вы не ополченец. Вы могли бы стать военным, служить королю и своему лорду, но вы выбрали карандаши и кисти, орудия мирного труда. Итак, я снова вас спрашиваю - по какому праву вы нарушаете законы общества, присваиваете себе права рыцаря, не выполняя рыцарских обязанностей? Законы общества сродни законам природы, господин Илен. Если вы спрыгнете со скалы, что с вами будет?
Рамиро вздохнул и опустил глаза, сжимая в кулаке степлившуюся грелку. Столичный житель, занятый в сфере искусств, он редко ощущал сословную пропасть между простолюдинами и рыцарством, и еще реже вспоминал о ее существовании. Но она была - не то, чтобы очень широкая, не то, чтобы совершенно непреодолимая - но абсолютно реальная и очевидная, и теперь он стоял на ее краю.
Маренг помолчал, хмурясь и постукивая желтым ногтем по суконной столешнице. Потом решительно пододвинул к себе папку с рамировым делом.