Химеры
Шрифт:
И несчастной Десире Край.
— Почему вы называли его своим племянником?
— Честно говоря, не помню, чья это была идея. Госпожи Край или моей соседки. Я не стал разубеждать.
— Почему?
— Не видел причины.
— В каких вы были отношениях?
— С кем?
— С фолари.
— В дружеских. Он помогал мне в работе.
— Вы платили ему?
— Давал иногда на мороженое. Фолари предпочитают брать еду за услуги, вы же знаете.
— Зачем вы взорвали плотину?
— Чтобы выпустить фолари.
— Зачем?
— Они погибнут
— Почему вы так решили?
— Ньет много рассказывал о своем народе. Он необычный фолари. Он умеет думать и анализировать. Вы бы не отличили его от человека, сэн Горан.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Уплыл.
Руэда помолчал, постукивая обратной стороной ручки-самописки по листам бумаги.
— В ночь на двадцать третье июня вы забрали вашего так называемого «племянника» у скорой под свою ответственность и вывезли его из города. Куда вы его повезли?
— На Журавью Косу.
— В особняк господина Дня?
— Да.
— Господин День давал вам разрешение пользоваться его собственностью в свое отсутствие?
— В некотором смысле, да. Я там выполнял заказ по росписи стен.
— Вам было известно, каково отношение господина Дня к фолари вообще и к вашему «племяннику» в частности?
Рамиро почувствовал острое желание отвести глаза, но вместо этого упрямо уставился на дужку следовательских роговых очков.
— Да, мне известно, что День терпеть не может фолари. Как и большинство его соплеменников.
— Тогда зачем же?..
— На тот момент это показалось мне единственно верным решением. Сейчас я думаю, что мог отвезти его в любую загородную гостиницу, чтобы не нервировать господина Дня еще больше. Парень болел достаточно смирно. — Ага, немножко, правда, выл и скулил, и немножко попортил мебель, да и в комнату впускать никого нельзя было… а так — на людей он не бросался, спасителя своего не загрыз… — Про прорыв Полночи я тогда не знал, в Новые Сумерки Полночь не сунулась бы в любом случае, однако за городом, я слышал, не везде тихо было… — Рамиро пожал плечами. — Короче, я не знаю, правильно ли поступил, но что сделано, то сделано.
— Вы знаете мнение господина Дня на этот счет?
— Думаю, не ошибусь, если скажу, что крайне негативное.
— Не ошибетесь. — Руэда откинулся на спинку стула, достал черепаховый очешник, из очешника достал замшевый лоскуток и принялся протирать толстенные линзы. — А скажите, господин Илен, какие отношения вас связывали с господином Днем?
— Дружеские.
— А точнее? Он, между нами, сделал вам имя, господин художник. Именно благодаря поддержке главы управления цензуры, вы стали известны и востребованы, получали большие заказы. Чисто по-человечески, господин Илен, скажите мне, как вы могли променять такого могущественного покровителя на какого-то бродяжку, почти звереныша?
Рамиро выпрямился.
— Во-первых, Ньет — не звереныш. Во-вторых, я уже устал объяснять, День — не покровитель, он мой друг. В-третьих, я никого ни на кого не променял, что за чушь! К чему вы клоните вообще?
— Вы правда так наивны,
— А вы считаете, что Рамиро Илен рисовать не умеет? И без Денечки — пустое место?
Следователь прищурился:
— И вы решили доказать всем, что вы не пустое место? Поэтому рассорились с господином Днем, примкнули к радикалам, осуществили подрыв машины господина Врана…
— Я даже комментировать это не стану. Вы еще скажите, что я рассорился с любовником из-за смазливого фоларийского мальчишки.
— Это была моя предыдущая версия.
— Чем дольше я тут у вас сижу, тем фантастичнее ваши версии. Через неделю вы решите, что я ферворский шпион.
— А вы не ферворский шпион?
— Так я вам и сказал. Копайте свои версии.
— Нет, — Руэда надел очки и улыбнулся. — Я больше с вами не работаю, господин Илен. Ваше ходатайство удовлетворено, ваше дело будет рассматривать сэн Кадор Маренг, тень короля.
В серой воде прибоя метались фолари, пытались вылезти на берег — такой сильной была их жажда схватить его, урвать кусок. Но эти были морские, совсем не похожие на людей — и ходить по суше они не умели. Почва под ногами качнулась — великий фолари выдохнул во сне, или негодовал, что добыча ускользнула от него.
Нестерпимо воняло Полночью. Ньет, окальзываясь на мокрой гальке, выбрался на твердую землю.
Тут был рыбачий поселок дворов на шесть-семь.
Не так давно был.
Теперь на его месте торчали разломанные коробки стен, ребра балок, осыпавшийся сланец, рваный рубероид. Кое-где руины почернели от пожара, и от них разило сырой гарью. Некоторые сарайчики и курятники уцелели… если не считать выбитых дверей и проломов в крышах.
Почти сразу Ньет наткнулся на кости. Разрозненные, еще белые на сколах, облепленные лохмотьями тряпья или черного мяса, еще не обглоданные дочиста муравьями и чайками.
Шкура великого фолари снова содрогнулась. Видно, Полночь, бесновавшаяся тут не так давно, напугала и его. Нырнет еще…
Ньет перешагнул человеческие останки и зашел на территорию поселка. Под босыми ступнями хлюпала грязь. По голой спине вдоль хребта пробегали мурашки. Он машинально обнял себя руками — пальцы не ощутили чешуи. Паника и близость человеческого поселения сделали свое дело — фоларийская форма плавилась и менялась. Разгромленный поселок был пуст, посреди улицы валялась перевернутая лодка с пробитым днищем. Обрывки сетей свисали с остатков плетня крыш, как клочья сухих водорослей.
С берега раздался пронзительный вой. Ньет оглянулся — один из негостеприимных хозяев ухитрился выползти на берег, помогая себе руками, и тут же запутался в крупноячеистой сети с грузилами, повалив и выдрав из земли несколько кольев. Теперь он выл на грани слышимости и метался, сбив серую сеть в неприглядный ком, из которого торчали когтистые руки, ошметки белесых волос, да перья плавников.