Химеры
Шрифт:
— Ты не врешь? — жалобно пискнула девушка.
— Не вру. Такие как я предпочитают не врать. Не хочешь ли познакомиться? Это тот, кого вы звали. Дозвались, похоже.
Десире постояла, кусая и облизывая губы, потом вдохнула поглубже. Шагнула к чужому столику.
— Добрый вечер, прекрасный господин. У вас не занято?
Полуночный поднял голову. Медленно снял солнечные очки, повертел их в пальцах и отложил. Он и губы сжал, не желая отвечать. Только покачал головой. Десире уселась напротив, очаровательно
— А вы не слепой, — сказала она, пожирая полуночного глазами. — Мы с приятелем поспорили о ваших черных очках. Я сказала, что вы носите их не потому что слеп, а потому что видите всех насквозь, каждую смертную душу. Правда, я выиграла?
Ньет подошел и встал у Десире за стулом, ожидая от полуночного любого подвоха. Но тот, вроде, был настроен мирно и общения не жаждал. Он мельком глянул на Ньета и дернул углом рта.
— Нет, милая барышня, — голос наймарэ оказался усталым и бесплотным. — Вы ошиблись. Я просто не хотел, чтобы ко мне подходили и заговаривали со мной.
— О, — растерялась девушка. — Извините…
— Ничего, я уже ухожу.
Человек достал из бумажника купюру, подсунул под блюдце и неспешно вышел, обогнув застывшего Ньета. Рядом с пустой чашкой осталась забытая газета и солнечные очки. И зонт-трость, прислоненный к соседнему стулу, тоже остался.
— Вы по крышам сидите, Полночь кличете. А она в кафе кофе пьет, по улицам гуляет. Кто ж его сюда пустил, а? — Ньет посмотрел полуночному вслед. Темная высокая фигура удалялась, размывалась среди дождя и сумерек. — Но это дело дролери. Пусть они беспокоятся.
— Он… не захотел со мною разговаривать! — Десире, казалось, была потрясена.
— И замечательно, что не захотел.
— Красивый… — Она следила за удаляющейся фигурой. — Не очень под шляпой рассмотрела, но у него лицо такое…
— Какое? — фолари насупился.
— Одухотворенное. И… я его где-то видела.
В конце площади показалась медленно едущая машина, серебристая, со знаками "Плазма-Вран" на крыльях.
Полуночный оглянулся, с обманчивой неторопливостью свернул в первый попавшийся проулок и был таков.
— Почему же он не захотел со мной говорить… Что я не так сказала?
Ньет пожал плечами и отодвинул стул, чтобы сесть рядом с Десире.
Часть первая. Глава 4
4
— А тебя чем Лара соблазнила? — Рамиро с удовольствием отхлебнул пива, сунул в рот сушеную корюшку.
С улицы тянуло прохладой.
Виль усмехнулся.
— Меня соблазнять не надо. Я по молодости лет на истории мятежа принца Анарена был помешан. И на истории средневекового Дара в целом. Веришь, в спальне на стене висела карта военных действий, перечитал все, что нашел на эту тему. Мятеж тысяча сто шестнадцатого года, мятеж Эрао, Изгнание Лавенгов…
— В каком году Сакрэ Альба Макабрин
— В сто восемнадцатом, — не задумываясь ответил Виль.
— Ого! Тогда Ларина пьеса в надежных руках, — Рамиро никогда не мог запомнить больше трех дат одновременно, включая собственный день рождения.
— Надеюсь.
Виль доброжелательно глянул на художника, сощурил глаза.
— Давно собирался познакомиться, но все случая не было. Я про твоего отца делал в свое время серию очерков.
— Я читал. Ты хотя бы не стал приписывать ему того, что обычно принято. Мои поздравления.
Отец Рамиро считался героем войны и был посмертно награжден орденом «Серебряное сердце первой степени». При жизни он бы его не принял, естественно, ни за какие коврижки. Архитектор Кунрад Илен люто ненавидел политику, и о войне, которую пятнадцать лет тому назад юный Герейн Лавенг, возвратившись из Сумерек, вел за собственный престол, отзывался не иначе, как о «буче, которую устроили бессмысленные мальчишки, пороть их некому».
Что не помешало ему взорвать собственноручно построенный мост, когда по нему шли тяжелые танки лорда Аверохи. Шли на Катандерану, чтобы помешать войти в столицу королевским войскам.
Когда Кунрада расстреливали, говорят, он крикнул: «Не воображайте, что я сделал это для сопляка Лавенга!»
В учебниках, конечно, писали иначе, тем более что Авероха оказался временно блокирован на южном берегу Перекрестка, хотя его саперы и понтонеры возвели новую переправу за сутки буквально из ничего. Сутки промедления стали решающими. Герейн беспрепятственно занял столицу и получил свою корону.
Архитектор Кунрад Илен, невысокий, сухопарый, в неромантичных круглых очках и канцелярских нарукавниках, стал героем восстановленной монархии.
Рамиро всю жизнь оставался уверен, что отец просто пожалел постройки двенадцатого века, университетский парк и речку Ветлушу.
— Спасибо, — хмыкнул Виль. — Но того, что было на самом деле, я не написал тоже. Просто промолчал. Так что поздравлять особо не с чем.
Принесли блюдо с крупными пресноводными креветками. Розовые усы хлыстами торчали в стороны. Рамиро глянул на соседний столик: мальчишка-фолари непринужденно болтал с Десире и выглядел куда более похожим на человека, чем эта бледная немочь.
Журналист заглянул в свою кружку, поморщился и поджал губы.
— Так в Катандеране пиво варить и не научились, — печально констатировал он. — Каждый раз я, как затраханный патриот, беру «Шумашинское особое» и нахожу, что оно, язви меня в печень, полностью соответствует названию.
— А ты не бери.
— Дурная привычка.
— На Южном Берегу пиво хорошее.
— На Южном Берегу много чего хорошего, — Виль решительно отставил кружку. — Девушка, принесите «Морское».
— Два.