Химия без прикрас
Шрифт:
Ника кивнула, тяжело выдыхая, а я поднялась, чтобы налить ей еще водички. Второй стакан она так же быстро и залпом осушила. На мое предложение третьего стакана с водой девушка отрицательно помотала головой. Потом же я, совершенно не понимая, чем еще могу помочь ей, Нике Королевой, человеку, который меня так яро ненавидит и которого мне так отчаянно жалко, села перед ней по-турецки и, протянула руку, дотронувшись до ее коленки.
— Дмитриева, от твоей жалости только хуже становится, — проговорила Ника каким-то чужим булькающим голосом. Интересно, я когда рыдаю, тоже так блею?
—
Ника окинула меня подозрительным и прищуренным взглядом. Не надо быть гением, чтобы понять, я попала в яблочко. Случилось что-то такое, с чем ей не хочется делиться даже со своей привилегированной свитой. Не скрою, мне было правда интересно, отчего же она так плачет. Но гораздо больше я испытывала чувство жалости.
— И кому мне рассказывать, тебе что ли? — прошипела Ника.
— Можешь не рассказывать, — пожала я плечами. — Я просто сделаю вид, что тебя здесь нет и начну проверять музыку. Мне, знаешь ли, не хочется от Лидочки по шапке получить.
Я поднялась и щелкнула кнопкой «пуска» на музыкальном пульте и потянулась за проводом от колонок.
— Как она изменилась, да? — интонация, с которой она сказала эти слова, заставила меня тихонько улыбнуться. Ника будто бы снизошла до разговора со мной, хотя мы обе прекрасно понимали, что ей это необходимо — выговориться. — Все эти чертовы мужики! Дмитрий Николаевич ее отшивал столько времени, а теперь — вот. Обозлилась, стала настоящей стервой! — Ника шмыгнула носом. — Хоть на человека теперь похожа, а то ни рыбы, ни мяса!
Я усмехнулась, но для себя с неудовольствием отметила, как екнуло внутри просто от упоминания имени химика.
— Забавно, да? — Ника снова шмыгнула носом. — Ей вот на пользу это пошло. Умная она баба!
— Думаешь? — я мельком глянула на Нику и открыла окошко рубки, выходящее в актовый зал. Оттуда тут же стали слышны вопли этой «умной бабы» и среди проклятий отчетливо была слышна моя фамилия.
— Умная, поверь мне! Не стала тухнуть, собрала волю в кулак, и теперь ей не нужен никакой Дмитрий Николаевич! — я повернулась к Королёвой, открывая дисковод. — Нет, конечно же, если бы он… То она бы, не думая… А так… А вот я, — голос Ники дрогнул, и я, поставив диск с первой попавшейся музыкой, снова на нее покосилась, но уже опасливо. — Вот скажи, чего он нашел в тебе?!
Внутри меня все перевернулось уже в который раз, и я поддалась панике, прикидывая, кто же? Кто рассказал ей обо всем?! Фаня молчала, Паша молчал, неужели Аня?! Хотя, Ника могла узнать и от той же Фани, просто не говорить никому, выжидая подходящего момента. Неужели мои подруги вот так вот все разболтали?
Но потом я взяла себя в руки, вспомнив, что подобный разговор уже был, и тогда я, как и сейчас, решила, что речь идет о Лебедеве. Кстати, тогда дело закончилось дракой… Я неосознанно отступила на пару шагов назад от сидящей на полу Королёвой.
— Ты же такая… обыкновенная! Блеклая! — было понятно, что она говорит это искренне, не пытаясь задеть меня,
— Ник, я вот честно…
— И я не считаю тебя умной! Ты до ужаса тупая, раз не хочешь быть с ним! — перебила меня Ника, а я поджала губы, понимая, что для меня это звучит даже как-то двусмысленно. Сказанные Лебедеву в сердцах слова так въелись в душу, что теперь жгли меня изнутри, постоянно всплывая в памяти. Да какое, черт возьми, право я имела судить его и решать, что ему нужно?! — Ты его не заслуживаешь, — буркнула Королёва.
— Ты права, Ник, — грустно ответила я, нажимая кнопку пуска. В колонках тихо заиграла музыка. — Я не заслуживаю его. Я даже не заслуживаю дружбы с ним. Но почему ты до сих пор якшаешься с Толяном, если так любишь Пашку, мне не понятно.
Какое-то время Ника молчала, похоже, догоняя смысл моих слов. Возможно, грубо, но я сказала правду. Какой смысл виснуть на Степанове, когда ты по уши влюблена в другого. А потом она потянулась к своей сумке, лежащей неподалеку, достала оттуда маленькое круглое зеркальце, пачку влажных салфеток и принялась наводить красоту на своем опухшем лице. А я снова улыбнулась, наблюдая, как душевное равновесие цитадели мирового зла восстанавливается.
— А знаешь, Дмитриева, — позвала меня Ника, а я повернула к ней голову, выравнивая звук в задних колонках. — Это я испортила тебе халат. Ты меня так бесила, просто вымораживала своей правильностью, своей блеклой простотой! Прям ненавидела тебя, веришь?
— Верю, — ответила я, вспоминая ощущение сырой земли под ногтями, которую потом вымывала еще дома у Дмитрия Николаевича. Я бы могла попытаться разозлиться на Королёву, но почему-то не получалось. — А сейчас тоже ненавидишь?
— Нет, — с досадой ответила Ника, а потом с грустью усмехнулась. — Хочется ненавидеть, но не могу. Бесишь немного, да, но ненавидеть не могу.
— Знаешь, один очень дорогой мне человек сказал как-то, что я сильная… И думаю, что ты — гораздо сильнее меня. И я правда глупая. Ужасно глупая. Но не потому, что не могу полюбить Пашу. Просто я трусливая и глупая.
— Ну… — в голос Ники стала возвращаться былая надменность. — Может, и не такая уж и глупая, раз уж признаешь это. Кстати, — словно вспомнив что-то, сказала моя одноклассница. — Как ты думаешь, у Лебедева кто-то есть?
Вопрос застал меня врасплох. Я еле сдержалась, чтобы хмыкнуть, но, вовремя взяв себя в руки, постаралась изобразить на лице полное равнодушие и только пожала плечами.
— Не знаю, думаю, что нет, он ведь постоянно работает.
— А вот я думаю, что есть, — с торжеством произнесла Королёва и поднялась на ноги, одергивая юбку. — И кажется, что он с ней сильно поругался. Потому что на нем лица нет, — она говорила, сощурив глаза, внимательно за мной наблюдая. — Может, хватит прогуливать его уроки? Слухи скоро пойдут.
— Ну, ты уж как-нибудь сдержись, — не особо контролируя себя, ответила я, чувствуя, как заливаюсь краской. И совершенно не понимая, как она могла о нас узнать. И если она узнала, то когда? Почему молчала? Уж явно не из-за меня. Наверное, не хотела, чтобы Лебедева уволили…