Химия любви. Научный взгляд на любовь, секс и влечение
Шрифт:
Недавние сканирующие исследования людей показали, что сила взаимодействия префронтальной коры и прилежащего ядра влияет на способность человека сопротивляться половому влечению, возникающему в лимбической системе. Еще одно сканирующее исследование показало, что у больных психогенным перееданием, в противоположность обычным полным людям, в ответ на пищевые сигналы происходит более стремительный рост уровня дофамина в мозге. Реагируя на такой пробуждающий желание сигнал, как деньги, мозг психопатов высвобождает в четыре раза больше дофамина по сравнению с мозгом большинства людей. Чем выше уровень дофамина, тем сильнее стремление достичь цели, и неважно, чего это стоит. Крайнюю форму такого поведения обнаружил Лёвенштайн у молодых людей, пылающих страстью к ноутбуку.
Иногда желание поощрения приобретает экстремальный масштаб под воздействием болезни или травмы. В 2002 году врачи из Техаса описали
С другой стороны, нарушения в мозге могут подавлять работу системы поощрения. Некоторые люди не способны ощущать поощрение, поэтому им крайне сложно действовать в нужный момент, и вместо этого они погружаются в скрупулезный анализ возможных последствий своего поведения. Те, кто принимает антидепрессанты, могут страдать снижением либидо. Эти вещества подавляют обратный захват высвободившегося серотонина, и он остается доступен для нейронов. От этого чувство отчаяния утихает, но в то же время снижается сексуальное влечение (такое же явление наблюдается после оргазма).
К счастью, большинство из нас способны ощущать поощрение. В ответ на него у нас формируются сильные предпочтения. Мы готовы заплатить практически любую цену за то, что выбирает наш мозг, будь то пятидолларовый журнал с большим двухмерным изображением предмета нашего обожания, визит к дорогой проститутке, наркотики для стриптизерши или встреча с доминатрикс. Во всех этих случаях мы пытаемся удовлетворить нашу страсть. И когда мы находим того, кто может нам в этом помочь, нам хочется снова и снова испытывать завершающее поощрение. В нас развивается такое же сильное предпочтение партнера, как у фетишиста – к своему фетишу. Ну, предположим, у вас было несколько оргазмов с Бобом – приятный опыт, завершающийся улыбками и нежными поцелуями. С точки зрения эволюции, чтобы зачать ребенка, вам не нужен Боб: с таким же успехом это может сделать и Родриго. Однако теперь ваш поиск направлен не просто на секс или достижение оргазма, но на достижение оргазма именно с Бобом, а не с Родриго. Вы отказываетесь от Родриго ради Боба. Боб – ваша «действующая причина». Он живет в вашем миндалевидном теле. У вас партнерское предпочтение Боба. Он становится для вас фетишем.
Для эволюции не существует кожаной куртки – фетиша, как не существует для нее истинного фетишиста кожаных курток, лишенного куртки, потому что без нее он не способен совокупляться. Точно так же и у Боба-фетиша нет эволюционного смысла. И куртки, и Боб «репродуктивно бесполезны». Но дайте крысе-фетишисту кожаную куртку, и у нее все получится. Дайте вам Боба, и у вас тоже все получится. Вы начинаете влюбляться – только начинаете. Влечение и фиксация на конкретном человеке очень важны, но их недостаточно для расцвета настоящей человеческой любви. Ларри полагает, что для этого требуется участие других, удивительных механизмов, причем разных у мужчин и женщин.
Глава 4
Мать и ребенок: взаимное воспитание
У Марии Маршалл темно-карие глаза, прекрасные и обескураживающие одновременно. Там, где у других скрывается соблазн, или скромность, или живость, или любопытство, вы увидите две непроницаемые бездны. Если вы попытаетесь поймать ее взгляд, надеясь отыскать хотя бы намек на интерес, он ускользнет от вас, полный робости и неуверенности, словно Мария стоит на сцене и забыла следующую реплику. В первые минуты встречи Мария изображает счастливую, уверенную в себе молодую женщину. Она говорит: «Приятно познакомиться» и пожимает руки. Если спросить у нее, как дела или как прошел день, она ответит. Но в тоне, которым она произносит слова, чувствуется странная напряженность, и как только она их скажет, разговор будет закончен. Ответной реакции нет: никаких «Как вы добрались?» или «А как ваши дела?».
Марии
19
Амиши – религиозное движение, члены которого отличаются простотой жизни, носят простую одежду и отказываются от некоторых современных технологий и удобств.
В Румынии двадцатичетырехлетний диктат Чаушеску сопровождался странными, необоснованными постановлениями. Один из самых печально известных указов был подписан в 1966 году – запрет на аборты и любые формы контрацепции. Женщин наказывали за то, что они рожали мало детей. Румынии требуется рабочая сила, говорил Чаушеску, поэтому независимо от желания народа и невзирая на его бедность он собирался вырастить для государства больше рабочих рук. Результат запрета был предсказуем: женщины начали отказываться от детей, и те попадали в плохо оснащенные детские дома, переполненные отказниками, с нехваткой персонала. В декабре 1989 года Чаушеску расстреляли, его эпоха закончилась народной революцией, а детские дома представили обществу мрачное зрелище – огромное количество заброшенных детей. В одном из таких детских домов и росла Мария. Когда в Сигишоару (место рождения князя Влада Цепеша, жившего в XV веке и вдохновившего Брэма Стокера на создание «Дракулы») приехали Маршаллы, Мария уже провела в детском доме первые двадцать семь месяцев своей жизни.
«Мы заселились в номер; напротив нашей гостиницы был детский дом, но другой, не Марии, – рассказывает Джинни. – По утрам мы смотрели на окна двух стоящих рядом бетонных зданий. Утреннее солнце светило с противоположной стороны, и мы видели силуэты детей: они стояли на коленях, раскачиваясь взад-вперед, и головы их то приближались, то удалялись от окна». Когда Маршаллы увидели Марию, она делала то же самое. «Пятки Марии были покрыты мозолями от того, что она билась о них попой, – вспоминает Джинни. – Пятки у нее были плоскими. Она занималась этим большую часть времени». Таким образом дети пытались себя утешить – воспитатели редко держали их на руках и ласкали. Иногда Маршаллы слышали, как в детском доме через дорогу дети кричат, потому что головы им неаккуратно брили старой тупой электрической машинкой – эффективный способ избавления от вшей и экономии шампуня, достать который было невозможно. Мария тоже проходила через эту процедуру. Большую часть дня дети лежали на полу или в кроватках с металлическими прутьями, закрытых плоскими металлическими крышками, чтобы они не могли оттуда выбраться. В два с половиной года Мария весила столько, сколько весит в среднем американский восьмимесячный ребенок.
На снимках, сделанных Маршаллами во время поездки в Румынию, Мария – наголо стриженная девочка в крошечном платье. На одном из снимков она на руках у человека, который держит ее, чтобы Маршаллам было удобно фотографировать. Руки Марии вытянуты в стороны и похожи на две палочки. Пальцы растопырены. Спина напряжена. На лице – выражение ужаса.
«Когда мы брали ее на руки, она была жесткая, как доска, – вспоминает Джинни. – Она никогда к нам не прикасалась. Казалось, что держишь пластмассовую куклу. Как только вы брали ее на руки, она замирала». Говоря это, Джинни, общительная женщина с короткими светлыми волосами и симпатичной щелочкой между передними зубами, издает короткий смешок, приправленный хрипотцой курильщика, как будто признает дикую абсурдность описанного ею образа. Маршаллы знали, что если они удочерят Марию, с ней придется непросто. Но они были настроены решительно. «Мы себе сказали: у нас получится», – объясняет Джинни. Все, что от них требовалось, это любить Марию. Ей были нужны отец и мать. Джинни снова смеется, на этот раз над собой.