Хинд

Мубаракши Лала

– Вон.. Идут.

Тётя вышла; но почти сразу же вернулась.

– На! – и протянула охотничий бинокль. – Смотри.

ХIинд упёрлась подбородком в подоконник, и поднесла бинокль к глазам. Услышать гопоту не получилось, но разглядеть – да. По противоположной стороне улицы шла компания – видимо, от ресторана на углу, к машинам, всего человек пять-шесть. ХIинд не стала пересчитывать, потому что в поле зрения ей попался номерной знак одной из припаркованных на той стороне улицы машин. Номер был московский – и

хотя цифры ничего ей не говорили, всё же – где-то она видела его. У неё была плохая память на числа, следовательно, она не раз и не два разглядывала его, и вот – врезалось в память. Только когда и где?

Она не успела задуматься на этим: мигнули фары сразу нескольких машин: компания разъезжалась. В машину со знакомыми номера садился лишь один человек – он постоянно держал голову слегка опустив вниз, но так за те несколько секунд, что она его видела, раза три повернулся вокруг своей оси, подпрыгнул и посмотрел куда-то вверх – она рассмотрела его лицо без труда, и, конечно же узнала.

Узнала и московские номера: она их видела на фотографии, сохранённой в памяти телефона; она видела мельком их вчера – на отъезжающей машине, сбившей её.

Совпадение или нет – она не думала; закрыла окно, отдала тёте бинокль. О чём-то говорила с ней – час ли, два. Кажется, о нравственности, кризисе и российско-грузинской войне 2008-го года. Ничего не запомнилось. Закружилась голова, тётя спохватилась, что врач предписал первые дни не отрывать голову от подушки – принесла лекарства, таблетки, капсулы. Поставила вентилятор; минералку, закрыв окно, занавесила шторы и наконец, оставив её в покое, ушла к Герману, в ванную, напоследок позавидовав способности ХIинд спать при свете.

ХIинд, запустив руку под подушку, выудила мобильник, и отправив смс по знакомому номеру, мгновенно заснула.

Июль, 2009-го года.

Над головой, под потолком раскачивалась огромная, сверкающая люстра, привезённая отцом из краеведческого музея заштатного райцентра. Директор музея подарил – списал в утиль. Раньше украшала “Быт помещика” , теперь – кабинет в Солнечногорске.

– Ты почему на ней не женился? Мне звонила её мать и всё про тебя доложила..

– Папа!

– Молчать! Ты мало того, что не женился, ты сбежал от них, как последний трус да ещё не ночевал месяц дома. Нахамил сестре. Трус! Ты не мужчина.

– Папа, мне Боря сказал..

– Боря? Борис! Прекрасно! Мой сын общается с евреями. Мой сын кормится еврейскими сплетнями. Почему бы тебе не поехать в Израиль? Я не думал, что доживу до такого позора! Сбежать, испугавшись девушки..

– Да..

– Испугавшись, что не сможешь завоевать её внимания.. Стыдно! Мужчина должен уметь добиваться женщины. И чем прекрасней девушка, тем больше усилий надо приложить. Тебе выпал шанс – такой выпадает не каждому!

– Папа, но она..

–

Что она? – Артур Мамадович опустился в кресло, положил ногу на ногу и по-бабьи подвизгивая, продолжал – тебе, остолопу, пьянице, наркоману, предлагают религиозную, соблюдающую..

– Она бывшая проститутка.

– Что?! Повтори.

Шахин перевёл глаза с люстры на отца и начал:

– Отец! Ты только не подумай, что я не уважаю твой выбор. Воистину, я почитаю своих родителей. Но сам рассуди, как мог я всерьёз рассматривать кандидатуру девушки, которая мало того, что не нравится мне своей внешностью – она не нравится мне и своим образом жизни до принятия…

Шахин хотел докончить фразу «до принятия ею ислама» , но Артур Мамадович этого сделать ему не дал.

– Как ты сказал?

– Шлюха она и все дела. Неуверен, что бывшая.

То, что последовало за этим Шахин в последствии не мог вспомнить в сколько-либо маломальских подробностях. Произошедшее напоминало извержение вулкана, землятрясение, взрыв атомной бомбы – что угодно, только не рядовой разговор отца с сыном. Кончилось всё тем, что Шахин обнаружил себя стоящим на улице. Последнее, что донеслось до него, был крик отца из-за бетонных ворот, окружавших дом:

– И не смей возвращаться.

Подобное происходило уже не раз – но впервые в таких масштабах. Решив, что пожалуй отец считает его ребёнком и плохо знает Азизу и вообще – его легко обдурить, он совершенно не интересуется жизнью молодёжи – Шахин решил переждать злость. Доказывать что-то ему не хотелось – вот ещё, тратить время на выяснение отношений.

Всё равно отец его любит, простит, сам небось сейчас переживает, пьёт коньяк и думает, что переборщил. Пусть теперь посмотрит, пожалеет свои поступки.

Шахин послал короткую смс про свои дела и погоду ХIинд – он общался с этой девушкой, после того, как она после ссоры сама написала ему, и поехал к Боре.

Дверь в квартиру была открыта.

Боря вниз головой висел на боксёрской груше, обхватив её ногами и раскачивался.

В руке был зажат неизменный пульт.

– Видео показал, как ты в подъезд вошёл. Гости другие убивать друг друга хотят.

Гостями оказались Ступа и Гога. Они о чём-то ругались между собой в полголоса, а завидев Шахина, хором обратились к нему:

– Нет, ты скажи, он козёл?

И кинулись драться.

Шахин присоединился к ним, следом Боря. После, уже на кухне, выяснилась причина ссоры.

– Шила велел нам перегнать партию из какой-то глухомани в Томск. А там – все дороги перекрыты, непогода. Как обычно не проехать. То ли дожди, то ли пожары. Чё делать?

– Надо ещё раз говорить с Шилой. – сказал Боря туповато.

– Ты чё не знаешь, он будет злой, что мы не справились? Шайтан будет! – заговорили Ступа и Гога, перебивая друг друга.