Хирург

Герритсен Тесс

— Стоять! Полиция!

Но тень все равно приближалась.

Риццоли присела на корточки, держа пистолет на взводе. Боль, пульсирующая в лице, вызвала приступ бешеной ярости. Бесконечные унижения, ежедневные насмешки и оскорбления, выплескиваемые на нее всеми дарренами кроу мира, казалось, слились в этой вспышке злобы.

«На этот раз, ублюдок, ты от меня не уйдешь».

Даже когда мужчина вдруг остановился перед ней и поднял руки вверх, она не дрогнула и не отказалась от принятого решения.

Она нажала на курок.

Человек

пошатнулся. Попятился назад.

Она выстрелила второй раз, третий, получая удовлетворение от каждого рывка пистолета.

— Риццоли! Прекратить огонь!

Окрик Мура наконец достиг ее ушей. Она застыла, все еще продолжая целиться, чувствуя, как от напряжения ломит руки.

Преступник лежал ничком, не двигаясь. Она выпрямилась и медленно двинулась к скрюченному телу. С каждым шагом все отчетливее осознавая ужас содеянного.

Мур уже стоял на коленях возле трупа, пытаясь нащупать пульс. Он поднял на нее взгляд, и, хотя в темноте трудно было различить выражение его лица, она догадалась, что он смотрит на нее с упреком.

— Он мертв, Риццоли.

— Он что-то держал… в руке…

— У него ничего не было.

— Я видела. Я точно знаю, что видела! — выкрикнула она.

— Он стоял с поднятыми руками.

— Черт возьми, Мур. Я стреляла по необходимости. Вы должны поддержать меня!

Вокруг стало шумно от голосов полицейских, взобравшихся на крышу. Мур и Риццоли так больше ничего и не сказали друг другу.

Кроу посветил фонариком на убитого. Риццоли разглядела широко раскрытые от ужаса глаза, рубашку, темную от крови.

— Ба, да это же Пачеко! — воскликнул Кроу. — Кто это его завалил?

— Я, — произнесла Риццоли безжизненным голосом.

Кто-то дружески хлопнул ее по спине.

— Девчонка делает успехи!

— Заткнитесь, — сказала Риццоли. — Заткнитесь! — Пошатываясь, она двинулась к пожарной лестнице, спустилась вниз и тупо села в свою машину.

Так она и сидела, вцепившись в руль, чувствуя, как боль сменяется тошнотой. Мысленно она все прокручивала сцену, разыгравшуюся на крыше. Что делал Пачеко, что сделала она. Она опять видела его — вернее, его тень, надвигающуюся прямо на нее. Она видела, как он остановился. Да, остановился. Она помнит, как он смотрел на нее.

«Оружие. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у него в руках оказалось оружие».

Но она не видела никакого оружия. За мгновение до выстрела в ее памяти успел отпечататься образ мужчины, застывшего на месте. Покорно поднявшего руки вверх.

Кто-то постучал в окно. Барри Фрост. Она опустила стекло.

— Тебя разыскивает Маркетт, — сказал он.

— Хорошо.

— Что-то не так? Риццоли, с тобой все в порядке?

— У меня такое ощущение, будто по моей физиономии проехался грузовик.

Фрост заглянул в салон и уставился на ее распухшую щеку.

— Ого! Этот негодяй действительно получил по заслугам.

Риццоли

тоже хотелось верить в то, что Пачеко заслуживал смерти. Да, заслуживал, и она зря терзала себя сомнениями. Разве ее лицо не было доказательством его злого умысла? Он напал на нее. Он был злодеем, и, убив его, она привела в исполнение справедливый приговор. Елена Ортис, Нина Пейтон и Диана Стерлинг наверняка аплодировали бы ей. И никто не станет оплакивать это отродье.

Она вышла из машины, испытав некоторое облегчение от поддержки Фроста. У нее прибавилось сил. Она подошла к дому и увидела Маркетта, который стоял у подъезда. Он разговаривал с Муром.

Оба мужчины повернулись к ней, когда она подошла ближе. Она заметила, что Мур избегает ее взгляда и нарочито смотрит в сторону. Вид у него был неважный.

— Мне нужно ваше оружие, Риццоли, — произнес Маркетт.

— Я стреляла в целях самообороны. Преступник напал на меня.

— Я понимаю. Но вы же знаете, таков порядок.

Она посмотрела на Мура.

«Ты мне так нравился. Я доверяла тебе».

Она расстегнула кобуру и, резко вытащив пистолет, вручила его Маркетту.

— Кто же у нас враг? — глухо проговорила она. — Иногда приходится задавать себе этот вопрос. — И, развернувшись, направилась к своей машине.

* * *

Мур заглянул в шкаф Карла Пачеко и подумал: «Все это не то». На полу валялись пар пять ботинок одиннадцатого размера, очень широких. На полке — грязные свитера, коробка из-под обуви, набитая старыми батарейками и мелочью, стопка журналов «Пентхаус».

Он расслышал звук открываемого ящика и, обернувшись, увидел, что Фрост в перчатках роется в носках Пачеко.

— Что-нибудь есть? — поинтересовался Мур.

— Ни скальпелей, ни хлороформа. Даже мотка скотча не нашли.

— Динь-динь-динь! — возвестил Кроу, выходя из ванной и помахивая пластиковым пакетом для вещдоков, в котором лежали ампулы с бурой жидкостью. — Подарок из солнечной Мексики, фармацевтического рая.

— Наркотики? — спросил Фрост.

Мур взглянул на этикетку с надписью на испанском.

— Гамма-гидроксибитурат. Тот же эффект.

Кроу потряс пакетом.

— Здесь не меньше, чем на сто изнасилований хватит. Член у Пачеко, похоже, не простаивал без дела. — Он загоготал.

Мура покоробило от этого смеха. Он подумал о том, сколько бед несет этот «не простаивающий без дела» член. Который наносит не только физический ущерб, но и калечит психику. Он вспомнил, что говорила ему Кэтрин: жизнь каждой жертвы изнасилования делится на «до» и «после». Сексуальное насилие превращает мир женщины в сухую и безжизненную пустыню, где даже улыбка и радость всегда с примесью горечи. Раньше он бы и не обратил внимания на скабрезную шутку Кроу. Сегодня она резанула слух и вызвала отвращение. Он прошел в гостиную, где чернокожего допрашивал детектив Слипер.