Хирург
Шрифт:
Выходя из кабинета, Мур задержался взглядом на стенде, где были вывешены фотографии Стерлинг, Ортис и Пейтон. Три женщины, три жертвы насилия.
«И четвертая».
Кэтрин, изнасилованная в Саванне.
Он вздрогнул, когда ее образ вдруг возник в памяти. Образ, который он никак не мог причислить к этой галерее жертв.
«И опять все возвращается к тому, что произошло той ночью в Саванне. Все возвращается к Эндрю Капре!»
Глава 16
В сердце Мехико человеческая кровь когда-то лилась рекой. Под фундаментами современных зданий лежат руины храма майя, самого
Когда я бродил по этой священной земле, мне было странно и одновременно забавно, что по соседству с руинами древнего храма вырос собор, где католики зажигают свечи и возносят молитвы милосердному Господу. Они преклоняют колена на том месте, где когда-то камни были скользкими от крови. Я пришел сюда в воскресенье, не зная, что по воскресеньям памятник древней архитектуры открыт для бесплатного посещения, и музей храма был наполнен голосами детей, радостным эхом разносившимися под его сводами. Меня не волнуют дети, не раздражает беспорядок, с ними связанный; впрочем, если я когда-либо вернусь сюда, то не стану посещать музеи по воскресеньям.
Но это был мой последний день в городе, так что пришлось мириться с шумом и гвалтом. Мне хотелось увидеть экспонаты с раскопок, и я направился в зал номер два. Зал ритуальных жертвоприношений.
Ацтеки верили, что смерть необходима ради жизни. Чтобы сохранить священную энергию мира, оградить его от катастроф, не дать солнцу погаснуть, богам нужно приносить в жертву человеческие сердца. Я стоял в зале и видел замурованный под стеклянным колпаком жертвенный нож, которым кромсали плоть. У него было имя: Текпатль Ишкуахуа. Что в переводе с языка майя означало: «нож с высоким лбом». Лезвие его было сделано из кремния, а рукоятка имела форму человека, стоящего на коленях.
Мне стало любопытно: как можно вырезать человеческое сердце с помощью одного лишь кремневого ножа?
Этот вопрос занимал меня на протяжении всего дня, пока я гулял по центральной улице Аламеды, не обращая внимания на малолетних попрошаек, которые преследовали меня, клянча монетку. Через какое-то время они поняли, что меня не соблазнишь карими глазами и белозубыми улыбками, и отстали. Наконец меня оставили в покое — если такое вообще возможно в какофонии Мехико. Я нашел кафе и сел за столик на улице с чашкой крепчайшего кофе — единственный, кто осмелился сидеть на такой жаре. Я обожаю жару, она успокаивает мою больную кожу. Я похож на рептилию, которая ищет теплый камень. И вот, в этот знойный день, я потягивал кофе и размышлял об анатомии человека, гадая, как удобнее подобраться к его бьющемуся сокровищу.
Жертвоприношение описывается ацтеками как мгновенный ритуал, исключающий муки, и это представляется мне дилеммой. Я знаю, как трудно пробиться сквозь грудину и разъединить грудные кости, которые словно щит прикрывают сердце. Кардиохирурги делают вертикальный надрез вниз к центру грудной клетки и разделяют грудину надвое с помощью пилы. Им помогают ассистенты, которые удерживают половинки костей, и к тому же в их распоряжении многочисленные мудреные инструменты, которые позволяют расширить поле деятельности. Каждый инструмент выполнен из сверкающей нержавеющей стали.
Ацтекский жрец, вооруженный одним кремневым ножом, наверняка столкнулся бы с проблемами,
Нет, сердце нужно извлекать другим путем.
Горизонтальный надрез меж двух ребер? Тоже проблематично. Человеческий скелет слишком прочная структура, и раздвинуть ребра так, чтобы просунуть руку, можно только с применением силы и специальных инструментов. Может, попробовать подобраться снизу? Один молниеносный разрез вдоль живота откроет брюшную полость, и жрецу останется лишь иссечь диафрагму и, протянув руку вверх, схватить сердце. Да, но этот вариант слишком неэстетичный, ведь тогда кишки вывалятся на алтарь. Нигде на ацтекских орнаментах жертва не изображена с вываливающимися петлями кишок.
Книги — изумительное изобретение; они могут рассказать обо всем, даже о том, как без всякой суеты вырезать сердце с помощью кремневого ножа. Я нашел ответ на мучивший меня вопрос в книге под названием «Жертвоприношение и приемы ведения войны», написанной академиком (в самом деле, университеты сегодня просто кладезь информации) по имени Шервуд Кларк, с которым мне очень хотелось бы познакомиться.
Я думаю, мы многому могли бы научить друг друга.
Ацтеки, как пишет господин Кларк, использовали поперечную торакотомию для извлечения сердца. В ходе такой операции надрез делают по фронтальной части грудной клетки, начиная с одной стороны грудины между вторым и третьим ребром, и продолжая его горизонтально в противоположную сторону. Кость ломается поперечно, возможно, путем резкого удара или с помощью зубила. В результате образуется зияющая дыра. Легкие, открытые свежему воздуху, мгновенно разрушаются. Жертва быстро теряет сознание. И пока сердце продолжает биться, жрец проникает в грудную клетку и разъединяет артерии и вены. Выхватывает орган, еще пульсирующий, из его кровавой колыбели и поднимает к небу.
Так описано и в «Флорентийском кодексе» Бернардино де Саагуна:
Жрец, дары богам приносящий, достал орлиное гнездо,
Водрузил его на грудь пленника, где когда-то находилось сердце,
Вымазал его кровью, а вернее, утопил его в крови.
Потом поднял эту окровавленную чашу и вознес ее к небу.
И было сказано: «Сие питье для солнца».
И вслед за тем победитель излил кровь своего пленника
В зеленую чашу с оперением
И выпил ее до дна.
А после отправился вскармливать демонов.
Вскармливание демонов.
Какое великое предназначение крови!
Я думаю об этом, глядя на тончайшую струйку, которая закачивается в пипетку. Меня окружают лотки с пробирками, и в комнате гудят аппараты. Древние считали кровь священной субстанцией, средоточием жизни, пищей для монстров, и я разделяю их пиетет, хотя и понимаю, что кровь всего лишь биологическая жидкость, взвесь клеток в плазме. Это вещество, с которым я работаю каждый день.