Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
— Я — нет. Но все-таки… как мог Теодорих заключить в темницу самого Папу Римского! Помазанника Божьего, каким его считают многочисленные прихожане. Да все католики, подданные Теодориха, а их тысячи, придут в ярость, когда услышат, что король сотворил.
— Да уж… ты права, Ливия… — Я вздохнул. — Именно поэтому я и вернулся в Рим. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Я приехал спросить совета у человека значительно более умного, чем я сам. Я заглянул к тебе лишь на минутку, чтобы передохнуть немного после долгого путешествия,
Ливия покачала головой и перебила меня:
— Ты не найдешь Симмаха.
— Ох. Vai. В Риме?
— На этом свете. Несколько дней назад управляющий обнаружил его мертвым. В том самом дворике, рядом с его знаменитым уродливым маленьким Бахусом. Стражник, который охраняет мою дверь, рассказал мне об этом.
Я застонал от ужаса. Ливия поспешно добавила:
— Стражникам скучно стоять здесь целыми днями, поэтому мы иногда общаемся.
Я спросил, хотя прекрасно знал ответ:
— Полагаю, Симмах умер от старости?
— Нет. От множества колотых ран. — Ливия помолчала, затем снова заговорила: — Его убили по приказу Теодориха, если верить сплетням.
Я и сам так подумал, однако попытался оспорить эту версию — словно, убедив в этом Ливию, я мог что-то изменить:
— Теодорих и этот благородный старик очень высоко ценили друг друга.
— Да. До тех пор, пока Теодорих не позволил убить Боэция. — Ливии не было нужды напоминать мне, что Боэций вырос в доме у Симмаха и тот любил его как родного сына. — Если верить слухам, старик затем возненавидел короля и вполне мог поднять мятеж.
— Поэтому Теодорих просто устранил его, — пробормотал я. — Eheu! Оправданны были его подозрения или нет, но убийство Симмаха — великое несчастье. Я боялся, что Теодорих восстановит против себя католиков-христиан — здесь и по всему миру. Это плохо, но еще куда ни шло. Гибель Симмаха озлобит Сенат, знатных граждан и простой народ. Словом, абсолютно всех. Даже самые верные Теодориху готы почувствуют, как головы подпрыгивают у них на плечах. — Я устало двинулся к двери. — Я должен пойти и послушать, что говорят люди. Я скоро вернусь, Ливия. Возможно, мне снова потребуется твое мягкое плечо.
— Разговоры?! — воскликнул Эвиг. — Ясное дело, идут разговоры, сайон Торн, и только об одном. Общее мнение, что король Теодорих неизлечимо болен. Разумеется, ты должен понимать, что малейшее упоминание о его безумии тут же разнесется по всему государству. У крестьян есть свои особенные способы общения, гораздо быстрее верховых гонцов и dromo судов. Вот я, например, могу рассказать тебе о том, что произошло вчера во дворце.
Я нерешительно спросил:
— И что же там произошло?
— Королю подали прекрасно приготовленную рыбу, выловленную
— Liufs Guth! Что, неужели сплетничают даже о том, что Теодорих ест? Какого черта такой интерес…
— Подожди, сайон, дослушай до конца. Король уставился на блюдо, и глаза его просто округлились от ужаса. Знаешь почему? Вместо головы рыбы он увидел там лицо умершего человека. Лицо своего старого друга и советника Симмаха, который смотрел на него с укором и обвинением. Говорят, Теодорих с воплем выскочил из обеденного зала.
— Ну и ну! Неужели те, кто рассказывает такую чушь, сами верят в это?
— С сожалением должен сообщить тебе, что да. — Эвиг горестно засопел. — Сайон Торн, наш любимый король и товарищ больше не может называться Великим. Он теперь не Теодорих Магнус, а Теодорих Безумный, несущий пьяный бред.
— Полагаю, ты сделал такое заключение, основываясь не только на истории о рыбе?
— Нет, конечно. Свидетельств тому множество. Только сегодня днем от короля прискакал гонец с новым изданным decretum. Ты еще не был на форуме, сайон Торн?
— Пока что нет. Я знал, что ты более достоверный источник, чем любой сенатор или…
— Помнишь, как мы с тобой вместе ходили к храму Конкордии, чтобы ты мог внимательно прочесть «Ежедневные новости»? Ну, я так и не научился читать, но там постоянно вывешивают новые decretum. Люди со всех концов города приходят туда прочесть указы, и недовольство их с каждым разом возрастает все больше. Я жду, что скоро услышу совсем уж плохие новости…
— Мы не можем ждать. — Я схватил его за рукав. — Пошли!
Эвиг был ненамного моложе меня, но гораздо толще, поэтому служил мне в качестве осадного тарана, чтобы пробиться сквозь толпу к храму. Все эти люди на форуме перешептывались и ворчали — однако не потому, что мы грубо расталкивали их локтями, но от изумления, ужаса и недоумения, вызванных тем, что они прочли в «Ежедневных новостях». Публичное заявление, разумеется, состояло из множества листов папируса, поскольку было составлено словоохотливым Кассиодором, но я уже наловчился отыскивать среди всей этой словесной шелухи самую суть. Я толкнул локтем Эвига, и он повернулся, чтобы снова очистить нам дорогу в толпе.
Когда мы, несколько помятые, стояли на свободном месте на мостовой форума, я решительно сказал:
— Так больше не может продолжаться, Эвиг. Наш король и товарищ должен быть спасен от самого себя. Пусть Теодориха сейчас и всегда повсюду почитают как Великого.
— Только прикажи, сайон Торн.
— Здесь мне нечего делать. Я отправляюсь в Равенну, к Теодориху. Я больше не вернусь в Рим, хотя, возможно, позже здесь произойдет кое-что…
— Только прикажи мне, сайон Торн. Пошли записку, и я все исполню. Если ты сможешь каким-то образом сохранить доброе имя нашего короля, все, кто когда-то любил его, будут тебе благодарны.