Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка

Дженнингс Гэри

Развлекаясь таким образом, я обдумывал все, что уже успел узнать о walis-karja. Они использовали sliuthr в качестве оружия. Их Мать Любовь покрыла свое «судное место» кожей, которая была снята с человека. Другими словами, эти женщины унаследовали от древних готов по крайней мере две вещи. Во-первых, мне вспомнилась легенда о том, что когда-то очень давно, во время переселения готов, некоторые из женщин выказали себя столь невыносимыми, что их силой изгнали из отряда. Казалось, логично было сделать вывод, что те женщины умудрились выжить самостоятельно, остались здесь, сохранили старые обряды и традиции и так никогда и не переняли ремесел и милосердия, присущих более поздним готам, walis-karja

были их прямыми потомками. Если так, то я могу понять, почему те древние готы изгнали прапрапра-бабушек нынешних. Легенда утверждает, будто первые женщины были злобными ведьмами haliuruns, но, по-видимому, они были всего лишь такими же отвратительными, как и их прапраправнучки.

Старинные песни могли подтвердить мою теорию, это была настоящая история, но оставался все-таки один вопрос. В чем заключалась причина того, что эти женщины совершенно растеряли свою сексуальность? Те давние изгнанницы могли быть, если верить легенде, настолько возмущены тем, что с ними сделали, что поклялись впредь обходиться без мужчин. Но их теперешние потомки не просто сохраняли верность той клятве; они, похоже, вдобавок избавились от всех женских инстинктов и достоинств.

Плохо, что они были довольны тем, что стали толстыми и уродливыми, а уж до чего мерзко звучали их голоса.

Я встречал множество мужчин, в чьих голосах слышался металл, однако большая часть женщин, которых я знал, говорили сладкими серебристыми голосками. А у этих walis-karja, молодых и старых, голоса были резкими, грубыми, трубными. Столь же неженственными выглядели их лень и неряшливость. Они жили в такой грязи, которая бы ужаснула любую нормальную женщину. Они не мыли своих детей, хотя до реки было рукой подать. Они одевались в шкуры, потому что забыли исконно женские ремесла — прядение, ткачество, шитье — или же так и не научились им.

И наконец, когда амазонки позволили мне присоединиться к ним за nahtamats, я обнаружил, что они даже не умеют готовить. Мне дали порцию внутренностей какого-то непонятного животного, чуть теплых и почти совершенно сырых, а также месиво из какой-то зелени. Еду положили на лист дерева, потому что эти женщины не знали, как печь хлеб или лепешки. Я проворчал, что даже я смогла бы приготовить лучше, и Гхашанг услышала это. Она сказала, что моя очередь обязательно наступит, потому что никто из сестер не любит эту работу.

После того как все мы поели, женщины доставили себе еще одно из немногих доступных им удовольствий. Я уже наблюдал подобное. На тлеющие угли костров они насыпали высушенные листья hanaf, а затем, накинув на грубый очаг шкуры, стали по очереди засовывать головы под навес, чтобы вдохнуть в себя дым. Даже ребятишки так делали, а некоторые женщины взяли на руки совсем маленьких, чтобы они тоже могли принять в этом участие. Hanaf оказал на амазонок разное воздействие, но никто из них не стал от этого лучше. Некоторые начали кружиться в темноте, другие грузно отплясывали, третьи несвязно и громко заговорили своими медными голосами, а четвертые просто упали на землю и захрапели. Да уж, подобное развлечение не делало чести walis-karja. Только несколько из нас воздержались: я, потому что не собирался терять голову, четверо или пятеро женщин, которые в ту ночь стояли на страже, устроившись на верхушках росших поблизости деревьев, и еще одна, по имени Морг, потому что Мать Любовь велела ей петь мне старинные песни.

Имя Морг означает «Птица», но она не походила на птицу ни манерой петь, ни своими размерами. Если слушать трубные голоса других женщин было неприятно, то выносить ее пение оказалось просто мучительно. Тем не менее старинная песня, которую она исполняла, была мне знакома. Хотя эта грубая песня исполнялась

на смеси готского языка и какого-то незнакомого мне диалекта, она была такой бесконечно длинной, что я смог уловить достаточно, чтобы понять, о чем там говорилось. Это была сага о происхождении и ранней истории племени walis-karja. Впоследствии я был даже рад, что мне пришлось выслушать эту длинную нудную песню, почему — поймете позже.

Сага начиналась с рассказа о том, как много лет тому назад несколько женщин оставили готов — заметьте, оставили сами, а не были изгнаны. В этой версии истории не было мерзких ведьм haliuruns, которых выгнали с позором. Все готские женщины представали честными вдовами или девственницами, они постоянно были вынуждены отбиваться от развратных готов-мужчин, покушавшихся на их добродетель. Наконец, устав от этого, бедняги решили сбежать в глухие леса и начали кочевать там в поисках убежища. Немало лишений выпало на их долю: голод, страх, непогода и еще много всего, однако они оставались свободными и с самого начала поклялись, что их маленький отряд навсегда останется чисто женским и сохранит ненависть к мужчинам.

Постепенно, говорилось в саге, женщины добрались до великолепного скифского города, потому что в те дни Сарматия еще называлась Скифией и населявшие это государство скифы оставались могущественным народом. Жительницы этого города приняли скиталиц из племени готов как родных сестер, накормили, одели, они холили их и предлагали остаться. Но готские женщины устояли перед искушением поселиться там, потому что хотели жить самостоятельно. Они все-таки переняли некоторые скифские традиции, такие как вдыхание дыма hanaf. И еще они заимствовали из религии скифов двух богинь — их зовут Табити и Аргимпаса, желая, чтобы те стали их покровительницами. Они получили в подарок от своих скифских сестер разные вещи, которые могли понадобиться им в глуши. Но потом готские женщины ушли, чтобы навечно поселиться в глуши и скитаться по лесам. И когда они покинули город, то их сопровождало множество скифских женщин, которых они обратили в таких же мужененавистниц, какими были сами.

Морг все скрипела и скрипела, рассказывая, как готские и скифские женщины с этих пор стали свободными, независимыми и самостоятельными и как они с этих пор использовали случайных мужчин в своих целях: только для того, чтобы производить потомство. Однако с этого момента я перестал вслушиваться в сагу, потому что она уже многое мне объяснила.

С одной стороны, я понял, почему эти женщины пользовались смесью своего родного готского языка с каким-то чужим и почему это искаженное наречие они называли своим старым языком. Очевидно, это был язык скифов, о котором я знал лишь то, что он был древнее готского. В любом случае в жилах этих walis-karja текла смешанная кровь. Они были потомками тех готских и скифских женщин. Я уж не говорю о том, что мужчины, которых они использовали для размножения, могли принадлежать к другим народам. Честно говоря, я почувствовал настоящее облегчение оттого, что эти ужасные женщины не были мне настоящими сестрами по крови.

Сага Морг поведала мне и еще кое-что, хотя это и не было выражено в словах песни. Она объяснила мне причину физической непривлекательности walis-karja и их полного равнодушия к плотским утехам и женственности. Из старых книг по истории я знал, что скифы, когда-то очень красивые, образованные и энергичные люди, со временем стали толстыми, вялыми и апатичными. Мужчины и женщины фактически превратились в бесполые существа, начисто потеряв интерес к плотским утехам. Если верить историкам, именно эта печальная комбинация: потеря физической силы плюс неспособность к размножению — и привела к вырождению скифов.