Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
Но старуха сердито ее перебила:
— Ты сделала все это сама?
Женщина изменилась в лице, а сестры, которые стояли вокруг, тут же возмущенно закричали:
— Она сделала это, Modar Lubo!
— Рошан сделала это сама, себялюбивая свинья!
— Она не звала нас до тех пор, пока мужчина не потерял сознание и не ослаб!
— Рошан пожелала только, чтобы мы помогли ей принести его сюда!
— Она развлекалась в одиночку!
Мать Любовь уставилась на злодейку и прорычала:
— Такие развлечения позволительны только с моего разрешения, в моем присутствии, и в них должны участвовать
Женщина выглядела испуганной.
— Но вы уехали на охоту… и он был… Я ведь должна была… проверить…
— Ты жадная и неверная. Ты обманула не только своих сестер, но и свою любящую мать.
Рошан захныкала:
— Но… но… еще ведь можно развлечься. Мужчина пока еще жив. — Она хлопнула дрожащей рукой по распростертому телу. — Видишь? Он дышит. Он очнется через какое-то время и снова станет молить о пощаде.
Мать Любовь нахмурилась, с ненавистью уставившись на пленного, затем прорычала мне:
— Он совсем не похож на мужчину.
Но я возразил:
— Ты с легкостью можешь убедиться.
Поскольку Мать Любовь была слишком толстой и гордой, чтобы наклоняться, она сделала знак Ширин, которая стояла подле нас. Ширин встала на колени и ощупала юбку для верховой езды, в которой была Геновефа, однако веревки мешали ей. Поэтому она достала короткий нож для свежевания, все еще испачканный в крови лося. Она разрезала и раздвинула ткань, а затем слегка отшатнулась при виде мужского органа — сейчас он не стоял от возбуждения, но, несомненно, это был мужской член. Я был рад тому, что Тор связан; ноги его были так плотно прикручены друг к другу, что не было заметно отсутствие яичек.
Мать Любовь проворчала:
— Принесите его мне.
Ширин улыбнулась, облизнула губы, затем принялась работать ножом. Даже связанное и безвольное, тело пленного забилось в предсмертных судорогах. Тор больше никогда не будет Тором. По крайней мере, хоть такая расплата за убийство нежной Сванильды — и за ненужное убийство старика-углежога, и за трусливое нападение на Магхиба. Ширин вручила отрезанный орган Modar Lubo, которая только мельком с отвращением взглянула на него и кинула в ближайший костер.
Я сказал:
— Mamnun, Madar Khobi. Я освободилась от Тора.
Она нахмурилась:
— От Тора?
— Да, так его звали. Мой муж так гордился своим именем, что даже заставил львивского лекаря вырезать его на спине. Взгляните сами.
Старуха снова сделала знак. Гхашанг помогла Ширин перевернуть тело, и они срезали остатки туники. Глаза у всех присутствующих женщин расширились, когда они увидели страшный шрам в виде молота Тора.
Мать Любовь заурчала от восторга:
— Bakh! Bakh! Я давно хотела получить новую шкуру для своего трона. Эта как раз послужит ему достойным украшением.
Я сказал:
— Почему бы нам не извлечь пользу? Убить этого человека мы всегда успеем. Теперь, когда он уже не мужчина, сделай его рабом. Когда ты загоняешь его работой до смерти, тогда и заберешь его кожу.
Старуха насмешливо фыркнула:
— У нас немного найдется работы для торговца.
— Прости, что говорю тебе это, но ты можешь использовать его в качестве кухарки.
— Что?
— Я же говорила, мой муж выучился многим женским занятиям. Уверяю тебя, Modar Lubo, ты
Она посмотрела на пленного с отвращением:
— Торговец, муж, который любит менять обличье, а вдобавок еще и кухарка! — Мать Любовь пнула неподвижное тело и велела Гхашанг: — Прижги ему рану, тогда он выздоровеет. Затем убери этого enarios с глаз моих долой. Поставь рядом стражу и позови меня, когда он очнется.
Она снова повернулась ко мне и сварливо произнесла:
— Если ты так недовольна здешней едой, Веледа, то можешь сегодня сама приготовить ужин.
— С радостью, — сказал я совершенно искренне, потому что и сам собирался предложить это. — Ты хочешь, чтобы я приготовила мясо лося, Modar Lubo? Вообще-то ему надо бы еще повисеть с неделю или около того… Liufs Guth!
Это был возглас изумления и ужаса, потому что старуха отвернулась, вытащила свой поясной нож и внезапно всадила его в выпяченный голый живот Рошан. Глаза бедной женщины широко раскрылись в последний раз, затем она шумно повалилась на спину.
— Неверность должна быть наказана, — сказала Мать Любовь без всякого выражения, да и ее дочери не издали ни одного возгласа протеста или недовольства. — Теперь, Веледа, учти. — Она устремила на меня свой злобный драконий взгляд. — Твой приход сюда и освобождение от твоего Тора стоили нам одной из наших сестер. Так что за тобой должок. Тебе лучше зачать во время обряда посвящения — и лучше бы родить дочь, чтобы у нас появилась замена.
Я только кивнул. Сейчас не время отпускать дерзкие замечания относительно того, что это невозможно сделать по приказу.
А Мать Любовь все столь же царственно продолжила отдавать приказания. Ширин она велела, показав на все еще бившееся в агонии тело Рошан:
— Отрежь ей голову и с почтением положи рядом с головой лося на кипарисовый алтарь.
Ширин спокойно уселась на землю и занялась этим, и снова не раздалось ни одного возгласа протеста. Но Матери Любви, должно быть, не понравилось то выражение, которое она заметила на моем лице, потому что старуха проворчала раздраженно:
— Ты хочешь еще что-то сказать?
— Да нет. Просто… Я думала, что подношения, которые мы делаем богиням, — это всего лишь… ну, что-то вроде головы лося… и дичи, что добывается к нашему столу.
— Так оно и есть. Рошан станет нашей сегодняшней едой. Именно ее ты и приготовишь нам на nahtamats.
Представляю, какое выражение появилось в тот момент на моем лице. Так или иначе, старая дракониха все-таки решила пуститься в объяснения.
— Да, мы съедаем наших усопших сестер. Однажды наступит моя очередь, а затем и твоя быть съеденной. Только так мы можем быть уверены, что каждой умершей walis-karja помогут на ее пути к счастливой загробной жизни Табити и Аргимпаса. Всякий знает, что чем быстрее покойница освободится от своих бренных останков, тем быстрее она совершит свое путешествие к вечности. К чему хоронить усопшего и долго ждать его полного разложения, если можно быстренько переварить его. К тому же в этом случае мертвое тело нашей сестры уж точно не выкопают из земли, чтобы надругаться, какие-нибудь презренные мужчины.