Хищник
Шрифт:
– Какое тебе дело? – Тишина.
Тристан Кейн не сдвинулся с места. Она так чутко улавливала его движения, что ее тело беспокойно напряглось, спина выпрямилась, а плечи расправились, пока она не сводила глаз с линии горизонта.
– Я причинил тебе боль?
Низко. Грубо. Снова.
– Ты выстрелил в меня, – заметила Морана с непринужденностью, которой не чувствовала.
Но прежде чем она успела сделать хоть вдох, Кейн оказался рядом с ней, взял мозолистыми пальцами за подбородок крепко, но нежно и повернул ее лицом к себе.
Морана посмотрела в его невыспавшиеся,
– Я причинил тебе боль? – спросил он вновь еле слышно, овевая ее лицо дыханием и внимательно всматриваясь ей в глаза.
Она поняла, о чем он спрашивал. Он не причинил Моране физической боли в душевой и знал об этом. Он интересовался другой болью, о которой Морана, честно говоря, даже не задумывалась в свете открывшейся правды.
Поэтому она задумалась, пока он ждал ответа. Подумала о том, что почувствовала, когда он увидел ее обнаженной, что чувствовала, когда притянула его ближе, что чувствовала, когда он выразил весь тот пыл, который был такой же его частью, как и державшая ее рука.
Что она чувствовала? Он был на удивление властным и, что совсем не удивительно, злым. При свете дня она могла понять причину. Не могла сказать, что соглашалась со всем тем вздором, который он говорил, но могла понять его злость. Она сочувствовала его боли.
Но испытывала ли ее сама?
Она была гораздо сильнее.
– Нет, – тихо ответила Морана.
Тристан Кейн выждал мгновение, моргнул, а потом отстранился, убрал руку и молча направился к лестнице.
Морана смотрела ему вслед, а зверь в ее груди сжимал сердце все крепче и крепче, пока ей не начало казаться, что она задохнется. И, не успев даже задуматься, она выпалила:
– Я знаю о твоей сестре.
Он резко остановился. Замер, опустив руку на перила, а мышцы на его покрытой шрамами спине напряглись одна за другой, пока он не застыл всем телом. Ее слова прозвучали громче выстрела, подтверждая его подозрения и раскрывая ее карты.
Морана не знала, стоило ли говорить ему об этом или нет. Она сказала, даже не подумав.
Боже, она так устала думать, пытаться разгадать все на свете.
Она громко сглотнула, а напускная храбрость побудила ее неспешно подняться. Потребность узнать, выяснить наконец-то, это ли являлось причиной его ненависти, была настолько острой, что грудь сдавило до боли, напрочь выгнав из легких весь воздух.
Ведь если он ненавидел ее за то, что она осталась жива, а его сестра, скорее всего, нет, то Морана не видела никакого дальнейшего пути для них двоих. Глядя на его спину, на многочисленные шрамы, покрывавшие кожу, словно поцелуи возлюбленной, став свидетельницей момента невыносимой боли и страданий, которые изверглись из него всего несколько часов назад, Морана хотела, чтобы у них появился дальнейший путь. Она сжала дрожащие руки в кулаки.
– Я знаю, что ее похитили и не вернули.
Он не шелохнулся.
Даже не дышал.
Его спина оставалась совершенно неподвижной.
У нее заныло сердце от боли, которую
Прикусив губу, она сделала шаг в его сторону.
– Я знаю, что меня тоже похитили. – Еще один шаг.
– Но я вернулась. – Тишина. – А она нет. – Такая звонкая тишина.
Воздух между ними потрескивал от напряжения, будто он был слишком сильно разогрет, растерт до крови и распух от боли.
На дрожащих ногах Морана сократила разделявшее их расстояние, пока не оказалась рядом с ним. Она посмотрела ему в глаза и прихватила ладонью покрытый щетиной подбородок, совсем как он держал ее несколько минут назад. Тристан Кейн повернулся к ней лицом, напрочь лишенным эмоций. Его глаза были пустыми, безжизненными и смотрели на нее безучастно.
– Ты ведь за это меня ненавидишь? – прошептала Морана слегка дрогнувшим голосом. – За то, что меня нашли, а ее нет?
На миг у него задрожали губы, а потом он поджал их снова. Движение было таким мимолетным, таким стремительным и настоящим, что Морана упустила бы его, если бы не стояла так близко. Он стиснул челюсти.
Морана отпустила его подбородок и потупила взгляд.
– Как ты вообще можешь смотреть на меня? Боже, как ты можешь позволять мне оставаться здесь, раз ненавидишь за…
– Я никогда не испытывал к тебе ненависти за это.
Он произнес слова едва слышно, но Морана уловила их.
Тут же взглянула в его лицо, но оно по-прежнему было лишено эмоций.
Но она знала, что он говорил правду. Такой человек, как Тристан Кейн, который с самой первой встречи искренне выражал свою ненависть, не стал бы лгать в ответ на прямой вопрос.
– Тогда за что ты меня ненавидишь? – спросила она, когда все ее предположения, вся растерянность обернулись крахом.
Свет в комнате стал еще более приглушенным, а тени вытянулись, когда небо заволокли облака.
Он отвел глаза.
Морана ждала, пока Кейн сделает несколько вдохов, ждала, когда снова посмотрит на нее и заговорит. Он этого не сделал.
Злость помчалась по ее венам с поразительной скоростью.
Схватив за бицепс, Морана тряхнула его – попыталась тряхнуть – и заскрежетала зубами.
– Скажи мне, черт бы тебя побрал! Скажи, почему ты хочешь меня убить. Скажи, почему не сделал этого, когда представилась такая возможность. Скажи, почему тебя так волнует, что ты мог причинить мне боль, если каждым своим словом обещаешь убить. Скажи мне!
К концу своей тирады она сорвалась на крик и принялась трясти его за руку, когда ее злость, смятение, разочарование, желание сошлись в ней в противостоянии, которое до встречи с ним было ей неведомо, а теперь стало ее неизменным спутником. Ее похитили вместе с двадцатью пятью другими девочками, среди которых находилась его сестра, и никто, кроме нее, не вернулся. Ей никогда не рассказывали об этом, ничто в ее жизни даже не указывало на нечто подобное, но, очевидно, что это достаточно важно, раз ей сообщил обо всем анонимный осведомитель. И пускай это могло служить закономерной причиной его ненависти, оно ею не являлось. Тогда что еще, черт возьми?