Хищники с Уолл-стрит

Воннегут Норб

В глубине души я понимал, что Фрэнк Курц был прав в тот день, когда я согласился вернуться. «Думаешь, в “Голдмане” до тебя есть дело хоть кому-нибудь?» – спросил он. Вместо «Голдман Сакс» запросто можно было бы поставить прочерк. Вписать название любого

инвестиционного банка. По собственному выбору.

Фрэнк Курц извиняется еженедельно. К вине все его выражения раскаяния, все его оливковые ветви ни малейшего касательства не имеют. Когда мое имя обелили, пропала его проблема номер один – утрата доходов. Мои комиссионные нужны ему, чтобы включить их в свой бюджет.

– Гроув, хорошо, что ты вернулся, – сказал он по моем возвращении. – Давай как-нибудь перехватим вместе обед, раздавим бутылочку красного винца, выкурим парочку «Коиб»…

Назовите меня циником, но я остерегаюсь управления персоналом методом «Каберне». Во время обеда он поддел:

– Ну как, правильно я выбрал стену? Может, твое место рядом с Козловски и остальной командой?

Разумеется, он имел в виду мое глянцевое черно-белое фото. Я отдал его Фрэнку, когда Пэтти хлопнула дверью во время большого заседания. Мой портрет висит рядом с папой Иоанном Павлом. И, откровенно говоря, итог мне нравится. Мы с папой смотримся вдвоем хорошо.

Жирным маркером я надписал: «Постарайся, чтобы твои люди не попадали в беду, Фрэнк. Всего наилучшего, Гроув». И повесить этот снимок потребовал вовсе не из зазнайства.

Скорее, это фото – напоминание для

Скалли, для Каспера без щипчиков, для Радио Рея, если тот когда-нибудь покажет свою жадную до комиссионных физиономию на нашем этаже, для Пэтти и ее закадычных подружек из Эстрогенового переулка, для людей, наведывающихся в кабинет Фрэнка, и всех тех, кто в противном случае мог бы очернить мое имя и репутацию. К «Келемен Груп» я отношения не имею.

Кранч на прошлой неделе подстриг меня. Он был другом Сэм, и доставить Ун, Де и Труа ее родителям в Бостон было поручено ему. Однако он их так и не довез. Все три день-деньской болтаются у него в салоне в окружении ракообразных. Я рад, что таксы нашли хорошее пристанище. Кранч сказал, что может соорудить новый логотип на тему собак.

Но одно грызет меня по-прежнему. Драгоценности Сэм пропали. Фирменные побрякушки вроде сине-зеленой броши в виде павлина и бриллиантовых серег-гроздьев пропали без следа. Как не было.

– Не представляешь, где они могут быть? – поинтересовался я у Кранча. – Не заложил ли их Чарли?

– Без понятия, милаша, – ответил он, лязгая ножницами.

Однако рыть землю в их поисках я не стану. Будучи блудным сыном Чарльстона, южным парнишкой, просто пытающимся отыскать свою тропу в чащах Нью-Йорка, я «мог бы быть любезен» напоследок одарить вас последней аксиомой. Пожалуй, важнейшей из всех.

Седьмая. Топ-продюсеры держатся за стабильную работу.