Хищники

Роббинс Гарольд

Помимо ремонта, Поль перепланировал три нижних этажа, приспособив их под офисы. Остальные девять остались жилыми. Себе он, разумеется, оставил квартиру на верхнем этаже. Примерно в это же время под контроль Поля перешли несколько известных кабаре. Он начал вести дела выступающих там артистов. Для многих нашел роли в кино, французские киностудии оживали после войны. Вскоре Поль стал одним из ведущих агентов кинобизнеса. Многочисленные красотки из его клубов и кабаре повиновались каждому слову Поля. Пусть кто-то не умел играть, зато все знали свое дело,

укладываясь на спину. А танцовщиков, в большинстве своем геев, отличал и острый ум. Красивые тела были не единственным их достоинством, они обладали актерским талантом. Поль быстро понял, какие возможности открывает перед ним кино. Клубы он не продал, но теперь уделял им гораздо меньше внимания, перепоручив все дела корсиканцам-управляющим, которым полностью доверял. А на первом этаже своего дома он открыл контору:

ПОЛЬ РЕНАР — АРТИСТИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО. Поль привел нас в очень милую, уютную квартиру. Гостиная, спальня, кухня. Все новенькое, с иголочки. Жизель квартира очень понравилась.

— Я бы могла остаться тут навсегда, — с улыбкой сказала она мне. 1 — Тесновато, знаешь ли, — скептически ответил я.

— Такая квартира наверняка стоит больше, чем та, в которой мы жили в Нью-Йорке. Она обошлась бы нам в две тысячи долларов в месяц, тогда как там мы платили лишь пятьсот пятьдесят.

Я вытаращился на нее.

— А я-то думал, во Франции жизнь дешевле, чем в Штатах.

— Улица Георга Пятого в Париже все равно, что Пятая авеню в Нью-Йорке. Я узнавала, сколько стоят там квартиры, поэтому мне известен уровень цен. На Пятой авеню нам пришлось бы платить те же две тысячи.

— Тогда я не представляю себе, как мы сможем тут жить.

— Дурачок! — Она засмеялась. — Кто сказал, что мы собираемся тут поселиться?

На следующий день мне позвонил Джек Кокрэн.

— Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?

— У нас все в порядке, Джек, — ответил я. — Спасибо, что позвонил.

— Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?

— Джей-Пи в Париже? — спросил я.

— Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.

— А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.

— Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.

— Я возьму Жизель.

— Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.

— Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.

— Я с ним уже связался. Поль дал добро.

— Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?

— Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.

— В восемь так в восемь. До встречи.

— Черный костюм, — строго предупредила меня Жизель. — Это Париж.

— Хоть не придется надевать фрак,. — пробурчал

я. Она рассмеялась.

— Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.

— Какое-то безумие. — Я покачал головой. — Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.

— За десять лет мир изменился, — ответила Жизель. — Да и мы стали старше.

— Только не ты, — возразил я. — Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.

— Ты отлично выглядишь, — заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.

В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.

Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.

— Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?

— Отлично, Джек, — ответила Жизель, искоса Глянув на меня.

Я кивнул.

— Нет вопросов.

Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.

Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.

В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.

— По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, — сказала она.

— Но у них нет «кисок», — прошептал я ей на ухо.

— У некоторых есть, — также шепотом ответила Жизель. — Они ездили в Данию, где им сделали соответствующую операцию.

Я вновь повернулся к сцене. Действительно, выступали они великолепно. И, похоже, все знали нашего англичанина. После очередного номера начали скандировать: «Арчи! Арчи!»

Англичанин не заставил себя ждать и выбежал на сцену. Сначала пристроился к кордебалету, и они все станцевали, высоко вскидывая ноги, совсем как в нью-йоркском мюзик-холле «Радио-Сити». А потом англичанину дали выступить соло. По-французски он говорил быстро и без малейшего акцента. Уже с первых слов публика покатывалась со смеху. Я почти ничего не понимал, хотя Жизель и пыталась переводить мне смысл сказанного. В какой-то момент он замолчал, одной рукой быстро вытащил изо рта четыре зуба, а другой достал из кармана большой искусственный член и начал его сосать. Зрители завизжали от восторга.