HistoriCity. Городские исследования и история современности
Шрифт:
Таким образом, исторический город играет особую роль в более широком проекте неолиберального урбанизма. Если, как утверждают многие критики, архитектура стала объектом потребления, то превращение исторического центра в товар является одним из аспектов этой более широкой тенденции. Подобно идеальному городу нового урбанизма, это место, куда мы идем, чтобы забыть, что из себя в действительности представляет наша застройка – и каковы на самом деле затраты на строительство с точки зрения человека, экономики и окружающей среды 34 .
34
Lamprakos M. The Idea of the Historic City // Change over Time. 2014. Vol. 4. № 1. P. 28. О музеефикации городских пространств под влиянием развития туризма см., например: Urry J. The Tourist Gaze. L.: Sage, 2002. P. 91–141.
С учетом сказанного можно высказать предположение, что проблематика историчности становится одной из тех зон, в которых реализуется рефлексивность современной городской культуры, что достаточно явно можно увидеть, в частности, и в российском контексте 2010-х гг. Актуализация городской проблематики, отвечающая растущей потребности в локализации истории, делает все более очевидной роль институций и сообществ, специализирующихся на работе с городской историей и городским наследием. Функционирование краеведческих и градозащитных сообществ, создание архивов городских образов и экспозиций городских музеев служит полем для выработки новых форм самоидентификации, культурного потребления и взаимодействия институтов и аудиторий. Это создает почву для появления новых типов локальной истории, в рамках которых происходит сближение краеведения и урбанистики.
Проработка городской проблематики в исторической перспективе вкупе с критической рефлексией об истории и развитием практик работы с наследием делают городскую историю важным полем появления новых повествований о прошлом 35 . Эти повествования позволяют обратить внимание на рутинные практики городского существования,
35
Hayden D. The Power of Place: Urban Landscape as Public History. Cambridge, MA: MIT Press, 1995.
36
См., например: Поливанова А. «ГУЛАГ – это прямо здесь»: о проекте «Топография террора» // Фольклор и антропология города. 2019. Т. 2. № 1–2. С. 362–373.
37
См., например: Топографии популярной культуры / ред.-сост. А. Розенхольм, И. Савкина. М.: Новое литературное обозрение, 2015; Петров Н. В. Фольклор как public history: традиция в медиаформате (pastandnow.ru) // Новые российские гуманитарные исследования. 2019. № 14. С. 148.
38
Примером может быть проект парковой этнографии С. Лоу. См.: Low S. M., Taplin D., Scheld S. Rethinking urban Parks: Public Space and Cultural Diversity. University of Texas Press, 2009.
39
Buchli V., Lucas G. The Absent Present: Archaeologies of the Contemporary past // Archaeologies of the Contemporary Past / ed. by V. Buchli, G. Lucas. L.: Routledge, 2001. P. 3–18; Археология парка «Царицыно»: По материалам исследований экспедиции Института археологии РАН 2002–2008 гг. / сост. Н. А. Кренке. М.: ИА РАН, 2008.
Город в истории
Формированию современных городских исследований предшествовал процесс кристаллизации города как объекта социального и исторического дискурса. Осознание его как своего рода «исторической индивидуальности», имеющей самостоятельное значение для развития общества сущности, было тесно связано со становлением идеи современности 40 . Уже в давней статье выдающегося городского историка К. Э. Шорске было хорошо показано, как образ города постепенно освобождался от устаревающих коннотаций и становился экраном полемики о современности. В концепциях мыслителей Просвещения города осмыслялись еще во многом в категориях времен Старого порядка. К примеру, Вольтер, уже ориентируясь на идею прогресса, во многом сохранял барочные представления о городе как о творении правителя и воспринимал его как пространство экспансии придворной культуры, а Адам Смит видел город как средоточие прежде всего аграрной экономики 41 . Аналогичные процессы происходили и в литературе, где религиозные и придворные дискурсы о городе постепенно уступали место романтическим и реалистическим дискурсам, позволявшим описывать реалии и конфликты разрастающегося индустриального города XIX в. 42 На стыке литературы и социальных наук происходило становление критических концепций, с помощью которых авторы анализировали физиологию городской современности, обличая разрушение традиций, неравенство, бедность и преступность, расцветавшие в новом, модерном городе. При этом дифференцировались не только основания подобной критики (этические, эстетические и т. д.), но и ее исторические перспективы. Даже стремление утвердить позитивную ценность города реализовывалось по-разному: в то время как для одних идеал городской жизни оказывался в прошлом, другие переносили его в будущее, стремясь там найти исторический синтез, в котором разрешатся противоречия современной городской жизни. Обличая современные города, Ф. Энгельс тем не менее утверждал ценность города как явления, доказывая, что даже негативные стороны городской жизни можно рассматривать как часть процесса построения справедливого общества 43 .
40
Показателен в этом смысле программный труд классика культурных исследований Р. Уильямса: Williams R. The Country and the City. Oxford University Press, USA, 1975.
41
Schorske C. Thinking with History: Explorations in the Passage to Modernism. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998. P. 38–39. О том, как в эпоху индустриализации и капиталистического развития Германии все больше отставала от быстро меняющейся городской реальности ее репрезентация в школьных книгах для чтения, см., например: Левинсон К. А. О характере репрезентации городов в книге для чтения «Немецкий друг детей» // Вестник ПСТГУ. Серия IV: Педагогика. Психология. 2021. Вып. 62. С. 29–43.
42
Развитие реалистического восприятия города в литературе эпохи журналистики и фотографии предвосхищало появление первых городских обследований, например таких как исследования Ч. Бута. См.: Moretti F. Atlas of the European Novel. N. Y.: Verso, 1998; О трансформациях образа города на примере Санкт-Петербурга см.: Николози Р. Петербургский панегирик XVIII в. Миф – идеология – риторика. М.: Языки славянской культуры, 2009; Buckler J. A. Mapping St. Petersburg: Imperial Text and Cityshape. Princeton University Press, 2013.
43
Schorske C. Thinking with History. P. 47. О путях развитии городской утопической мысли см., например: MacLeod G., Ward K. Spaces of Utopia and Dystopia: Landscaping the Contemporary City // Geografiska Annaler. 2002. № 84 B (3–4). P. 153–170.
Эти критические импульсы сохранялись и в появившихся в ХХ в. философско-исторических концепциях, которые последовательно делали городскую проблематику стержнем осмысления всемирной истории. Попытки создания подобных концепций предпринимались такими разными мыслителями, как П. Геддес, О. Шпенглер и Л. Мамфорд. Вовлекая в свои размышления значительный исторический материал и разворачивая масштабную картину эволюции городской культуры, они часто склонялись к отрицанию культуры современного мегаполиса. Так, например, О. Шпенглер, будучи талантливым исследователем города, «ненавидел свою тему с горькой страстью неоархаистов эпохи fin-de-siecle, разочарованных противников демократии правого толка, принадлежавших к низшему среднему классу» 44 .
44
Schorske C. Thinking with History. P. 51. В этом смысле, по мнению автора, концепция Шпенглера предвосхитила представление о городе, которое воплотилось в нацистской культурной политике.
Важным этапом развития философско-исторических теорий стало появление концепции урбанистической революции, впервые сформулированной в 1930-е гг. австралийским археологом Г. Чайлдом 45 . В рамках этой концепции, которая фиксировала ряд характеристик архаических городов, их появление было представлено как один из важнейших этапов в переходе от архаического общества к современному. Любопытно, что в ходе развития городских исследований предпринимались попытки пересмотреть эти эволюционные объяснения появления городов. К ярким попыткам такого рода относится предпринятая одной из родоначальниц современных городских исследований Джейн Джекобс, работа которой продемонстрировала фундаментальную значимость жизни в городе как формы совместного сосуществования. По мнению этой американской исследовательницы, существенным препятствием для позитивной интерпретации города и его исторической значимости является устойчивое представление о вторичности городской жизни по отношению к сельскому хозяйству 46 . Критикуя это представление в книге «Экономика городов», Джекобс обратилась к археологическим данным, в частности к открытиям, сделанным археологами в Чатал-Хююке, стремясь обосновать тезис о том, что города могут возникать раньше деревень 47 . Впоследствии эта идея послужила основанием для концепции синойкизма Э. Соджи 48 . В рамках этой концепции американский урбанист стремился увидеть в древних обществах те импульсы к совместному существованию и пространственной самоорганизации, которые являются основой современного городского общежития.
45
Smith M. V. Gordon Childe and the Urban Revolution: a Historical Perspective on a Revolution in Urban Studies // Town Planning Review. 2009. Vol. 80. № 1. P. 3–30. Автор статьи называет Чайльда самым влиятельным археологом XX века.
46
Jacobs J. The Economy of Cities. N. Y.: Vintage Books, 1970. P. 11.
47
Об
48
Soja E. Postmetropolis: Critical Studies of Cities and Regions. Oxford: Basil Blackwell, 2000. P. 3–50.
В концепции другого классика городских исследований – А. Лефевра, – сформировавшейся в 1960–1970-е гг., проблематика урбанистической революции связана уже не столько с появлением первых городов, сколько с появлением современного «урбанизированного» общества, которое приходит на смену обществу индустриальному. В этом контексте рамки «городского» максимально расширяются, благодаря чему он занимает центральное положение в осмыслении современности. Парадокс разворачивающейся в этом контексте экспансии городского образа жизни и городской культуры заключается в том, что она приводит к уничтожению города в его традиционном понимании 49 . Размышления Лефевра о значении города для анализа современного общества были подхвачены городским теоретиками Д. Харви, М. Кастельсом, Э. Соджей и др. 50 и стали важным импульсом для развития городских исследований. Из недавних опытов анализа процессов урбанизации в контексте планетарной эволюции можно упомянуть книгу ведущих современных урбанистов Н. Трифта и Э. Амина «Видеть, как город», вышедшую в 2017 г. Авторы предлагают изучать город в перспективе геологического времени, связывая его с эпохой антропоцена. Таким образом, город выступает средоточием человеческого, однако при этом авторы призывают рассматривать его «нечеловеческим» или «постчеловеческим» взглядом. В центре их внимания оказывается материальность городской жизни, городская инфраструктура, которая становится самостоятельным фактором, не только определяющим состояние окружающей среды, но и формирующим саму природу человека 51 .
49
См. об этом: Merrifield A. Henri Lefebvre: A Critical Introduction. N. Y.: Routledge, 2006. Р. 65–76.
50
Harvey D. The Urbanization of Capital: Studies in the History and Theory of Capitalist Urbanization. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1985. P. 63.
51
Amin A., Thrift N. Seeing Like a City. Cambridge: Polity press, 2017. См. выше о появлении «археологии современности».
Свидетельством актуальности вопроса о том, что представляет собой город в современном обществе, можно считать появление дискуссий, в центре которых оказались такие понятия, как «метагород», «постгород» и т. д. 52 Одни из наиболее влиятельных в этой перспективе – предложенные С. Сассен и Д. Месси концепции «глобальных» и «мировых городов», которые играют ключевую роль в функционировании современной экономики и становятся средоточием современной городской культуры 53 . В качестве альтернативы этим теориям Дж. Робинсон выдвинула концепцию «обычных городов». Настаивая на необходимости изучения не только знаковых центров, «столиц XIX, XX и XXI веков», но также периферийных городов, исследовательница критикует идею о существовании магистральных линий урбанизации и стремится реабилитировать периферийные города как ключ к пониманию городской жизни.
52
McGrath B., Shane G. Metropolis, Megalopolis and Metacity // The Sage handbook of architectural theory. London: Sage, 2012. P. 641–657. Ярким примером проблематизации города «в обратную сторону» можно считать размышления В. Глазычева о дефиците городской культуры в России, где имеющие статус городов поселения, по сути, представляют собой имитирующие форму города слободы. См.: Глазычев В. Л. Слободизация страны Гардарики // Иное: Хрестоматия нового российского самосознания / ред.-сост. С. Б. Чернышов. М.: Аргус, 1995. С. 64–88. Споры о городском статусе тех или иных поселений разворачиваются также и в исторических и археологических исследованиях.
53
Pain K. World cities // International Encyclopedia of Geography: People, the Earth, Environment, and Technology / ed. by D. Richardson, N. Castree, M. F. Goodchild, A. L. Kobayashi, W. Liu, R. Marston. Chichester: Wiley-Blackwell, 2017. P. 1–9.
Обычные города (а это значит – все города) рассматриваются как многообразные, креативные, современные и самобытные, способные (в рамках серьезных ограничений, накладываемых конкуренцией и неравным распределением власти) представлять себе как собственное будущее, так и самобытные формы «городского» (city-ness) 54 .
Однако не менее значимой, а для нашей книги и вовсе приоритетной линией рефлексии является исследование того, что представляет собой город как совокупность повседневных практик, конституирующих жизнь его жителей. В рамках предлагаемой эскизной характеристики развития городских исследований мы упомянем здесь лишь об идеях В. Беньямина, который сыграл ключевую роль в изучении городской повседневности модерна и ее значимости для формирования субъективности современного человека, в выявлении тех культурных навыков и символических форм, которые делают возможным существование человека в современном мегаполисе. Развивая марксистскую традицию осмысления противоречий современного города, Беньямин делал акцент на том, что Н. Трифт и Э. Амин позже назвали «внятностью повседневного города», – на способах чтения городской среды 55 . Внимание к проблематике современного городского воображения, к осмыслению организации специфических для современного города пространств и архитектурных форм, а соответственно, и к фигуре воспринимающего субъекта, наиболее известной эманацией которой выступает фланер, обозначает специфическое место Беньямина как предтечи именно культурной истории – в отличие от этнографического подхода Чикагской школы, с одной стороны, и культурфилософских нарративов о городе, с другой 56 .
54
Robinson J. Global and World Cities: a View from off the Map // International Journal of Urban and Regional Research. 2002. Vol. 26 (3). P. 546. Цит. по: Янович С. «Обычные» африканские города и их собственная логика // Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике. Сборник статей / ред. Х. Беркинг, М. Лёв. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 253.
55
Амин Э., Трифт Н. Внятность повседневного города // Логос. 2002. № 3 (34). С. 1–25.
56
Ср. Keith M. Walter Benjamin, Uban Studies and Narratives of City Life // A Companion to the City / ed. by G. Bridge, S. Watson. Malden, MA: Blackwell, 2003. P. 414.
В заданной работами Беньямина перспективе изучение городской повседневности и культуры подводит к исторической характеристике современности «изнутри» общества модерна. Историки изучают многообразие форм городской социабельности, практики освоения и коммуникативную роль тех или иных мест в жизни города – от кафешантанов до стадионов, от универмагов до парков развлечений 57 . Ключевым моментом городских исследований становится изучение того, как взаимодействие с различными медиа и элементами городской инфраструктуры формирует опыт городского жителя не только в ментальных, но также в телесных и чувственных аспектах 58 . Вместе с тем представление об общих структурах современного городского опыта постоянно усложняется в контексте изучения многообразия взаимодействующих в городском пространстве агентов, сообществ и групп. Включение этнографической проблематики не только выводит в центр внимания вопросы формирования идентичности различных групп, но и стимулирует изучение того, как складывается образ города 59 . Постановка вопроса о своеобразии конкретных городов побуждает исследователей проблематизировать общезначимость сложившихся моделей описания современного городского опыта, связанных с приоритетными его носителями (такова, например, фигура фланера) 60 или местами (здесь примерами могут быть Париж или Нью-Йорк) 61 .
57
См. об этом: Gilfoyle T. J. White Cities, Linguistic Turns, and Disneylands: The New Paradigms of Urban History // Reviews in American History. 1998. Vol. 26. № 1. P. 178.
58
Сеннет Р. и др. Плоть и камень: тело и город в западной цивилизации М.: Стрелка, 2016; People-Centred Methodologies for Heritage Conservation: Exploring Emotional Attachments to Historic Urban Places / ed. by R. Madgin, J. Lesh. L.: Routledge, 2021.
59
Амин Э., Трифт Н. Внятность повседневного города; Gilfoyle T. J. White Cities, Linguistic Turns, and Disneylands.
60
Значение фланирования как формы городского опыта, зафиксированное в классических работах В. Беньямина, активно переосмысляется в последние десятилетия применительно к различным контекстам и опыту различных групп. См., например: Wolff J. The Invisible Flaneuse. Women and the Literature of Modernity // Theory, Culture & Society. 1985. Т. 2. № 3. P. 37–46; Friedberg A. Window Shopping: Cinema and the Postmodern. Berkeley: University of California Press, 1993.
61
Gilfoyle T. J. White Cities, Linguistic Turns, and Disneylands. P. 179.