Хитклиф
Шрифт:
Ну вот, содержание сожжённых страниц я изложила. Читайте дальше, сэр, и судите, права ли я была, утаив эту рукопись.
14
Ингрэм и Бой Феррик выложили деньги на стол и встали. Феррик, ни слова не говоря, с угрюмым видом вышел из комнаты. Ингрэм задержался; он положил мне руку на плечо, и мы вместе направились к двери.
— Простите его, Хитклиф; он не умеет проигрывать, хотя и может себе это позволить, но главное — он подходящий партнёр. Могу я ещё привести
— Как хотите. — Меня мало заботило, что за двуногие свиньи усядутся за моим столом, был бы кошелёк потолще.
Из сумрачных прокуренных комнат мы вышли в утреннюю свежесть. Слуга Ингрэма поджидал с экипажем, в глубине которого только что скрылись полы охотничьего камзола Феррика. И тут в конце аллеи появился ещё один экипаж. Я узнал карету мистера Эра.
— Принимайте гостей, Хитклиф! — воскликнул Ингрэм. — Вы не обидитесь, если я покину вас, не дожидаясь фейерверка? — И когда второй экипаж, описав дугу вдоль аллеи, остановился рядом с первым, Ингрэм подошёл, поговорил через окно с сидящими в нём, кивком показал на стоящий позади экипаж Феррика и отбыл. Я ждал, стоя у входной двери.
Мистер Эр вышел, с минуту поговорил с кем-то, сидящим в экипаже (в тёмном окне белым пятном мелькнуло её лицо), потом направился ко мне с таким видом, будто подбадривал сам себя. Его цветущий вид поразил меня: сияет, лоснится, будто лошадь, что подготовили к ярмарке. Вот что делает с человеком любовь.
— Ну, Хитклиф, — улыбаясь, проговорил мистер Эр, — не пригласите ли нас в дом?
— Вы можете войти, добро пожаловать, — отвечал я, — а что касается вашей попутчицы, я не приму человека, считающего меня варваром и клевещущего на меня.
Улыбка мистера Эра исчезла.
— Тогда нам придётся остаться здесь.
— Отлично.
— В чём вы обвиняете её? По-моему, обеим сторонам следует сделать шаг к примирению. Видите — она здесь, она готова простить и забыть.
— Легко простить и забыть, когда поле сражения осталось за тобой.
— Поле сражения? В каком смысле? Ты сам согласился уехать.
— Когда я довёл до вашего сведения свои подозрения — с глазу на глаз, кстати говоря, не прилюдно, — вы уверяли меня не только в невиновности мисс Эйр, но и в том, что вам известен истинный виновник. Меня это убедило; я успокоился, хоть и не был полностью удовлетворён. Но когда она высказала свои обвинения, её вы в моей невиновности не уверяли — лишь мрачно молчали, дав понять ей, и мне, и слугам, что вы ей верите!
— Тогда тебе следовало бы разозлиться на меня, не на неё!
— Я зол на вас, не сомневайтесь, но что касается вас, то здесь против одного неблагородного поступка — сотни благородных, и, кроме того, это можно понять, если не простить, ведь вами двигала любовь, а она лишает разума. Но ни первое, ни второе из этих оправданий я не могу применить к мисс Эйр.
— Значит, ты думаешь, что моя Джейн не любит меня, по крайней
— Я уже высказал своё мнение по этому поводу.
— Да, чёрт возьми, ты это сделал, и в недвусмысленных выражениях. Ах, Хитклиф, если бы ты только мог понять — я вынужден был сделать так, чтобы она считала виновным тебя.
— Бессмыслица какая-то. Даже представить не могу, чем можно объяснить такую несправедливость к одной стороне, такое притворство перед другой.
— Знал бы ты, чему мне приходится противостоять, — в раздумье пробормотал мистер Эр, — знал бы, как мне трудно, какие опасности мне грозят…
— Знал бы, знал бы… Так почему бы вам не рассказать мне?
Мистер Эр потёр подбородок.
— Рассказать? Как бы мне хотелось рассказать! Облегчить душу! Но если… я потеряю её, потеряю его, потеряю всё…
— Вы не доверяете мне?
— Доверяю, но могу ли я быть уверен, что ты всё поймёшь правильно?
— Я ваше творение. Я такой, каким сделали меня вы, — не без сарказма напомнил я.
— Не надо льстить мне и себе! Душа твоя — камень и лёд, я никогда не мог до неё добраться. Она жестока, не знает жалости, она страшит меня, я не смею…
Эта болтовня вывела меня из терпения.
— О, довольно хныканья! Пусть малышка считает, что эти безумства совершил я, что я как раз такой человек, что готов в клочья изрезать одежду моих друзей или подпалить их во сне. Когда-нибудь, возможно, я и отблагодарю её за такое внимание, оправдаю ожидания!
— Но она больше не верит, что это ты. И сожалеет о своей ошибке.
— О? И чем же объяснить такую перемену?
— Ну, просто случилось кое-что ещё, — пробубнил мистер Эр.
— Кое-что ещё? Что на сей раз разорвали, размалевали или подожгли?
— Напали на человека. Был ранен гость, мистер Мэзон.
Я подумал о прошлогоднем таинственном нападении, когда мистеру Эру едва не отсекли палец.
— Вы видели нападавшего? Это была та же женщина в белом?
— Это была женщина, но Мэзон не заметил цвет платья, и она скрылась до того, как я подбежал к нему.
— Кто ещё был в доме?
— Мисс Эйр — это она помогала мне перевязать Мэзона — и другие ваши знакомые, Дэнты и Ингрэмы.
— Странно, что Ингрэм ничего не рассказал мне. Должно быть, его это страшно потрясло.
— Ничего странного, он просто не знал об этом. Я решил, что лучше будет держать происшествие в секрете.
— Лучше будет! Точь-в-точь как тогда, когда эта женщина напала на вас! Секрет громоздится на секрет, обман на обман!
— Уж не осуждаешь ли ты меня, братец? Сколько испытаний выпадет на твою долю? Неужто в безжалостном свете общепринятой морали все до единого твои поступки окажутся безупречными?
На мгновение мысли мои обратились на меня самого. Даже будь у него какие-то подозрения насчёт Линтона, доказательств быть не могло.