Хитклиф
Шрифт:
В моём сознании захлопнулась какая-то дверка, а за ней скрылись мистер Эр и мисс Эйр. Рука об руку уходили они от меня. А с ними уходили и грёзы Хитклифа, наследника Торнфилда, его мечты ослепить друзей и врагов детства роскошью и блеском.
Лишь один образ жил в моих мыслях, яркий и чёткий, — Кэтрин Эрншо. Не картины нашего общего прошлого проплывали передо мной, нет, я видел её здесь, в Ферндине, в реальном, сегодняшнем Ферндине — ты могла бы быть здесь, со мной, Кэти, наяву.
Почему не привезти тебя сюда?
Уязвлённый жалом последнего дарованного тобой унижения, стократно растоптанный нечеловеческой
Но теперь это видение таяло как роса.
Это были всего лишь мечты, я не мог бросить их к твоим ногам. То, чем я располагал, было гораздо меньше — и всё же гораздо больше, ведь это было нечто земное, реальное. К тому времени, вкладывая всё, что заработал (а позже и выиграл в карты), я скопил больше пяти тысяч фунтов. Обязанности управляющего обеспечивали мне надёжный ежегодный доход, который со временем, скорее всего, будет возрастать. В моём распоряжении дом, пусть не блестящей архитектуры и не так уж роскошно обустроенный, но добротный и прочный, а потом можно будет его перестроить.
Стоит ли и дальше опасаться Линтона? Ведь то, что я уже сделал, достаточно весомо; а кроме того, разве не на моей стороне реальность, то единственное, что имеет значение? Разве не знал я всегда, что мы с тобой — одно, одно сердце бьётся в моей и твоей груди? Что с того, что я изо всех сил сколачиваю состояние не столько чтобы завоевать твою любовь (даже если сам себя уверяю, что на самом деле это так), сколько чтобы бросить тебе горький упрёк в том, что ты меня недооценивала.
То, что связывало нас, да и посейчас связывает, куда чище и проще. Мы могли бы быть вместе и без всех моих тщательно спланированных ухищрений. Усомниться в этом — значило бы изменить нам обоим.
Ты могла бы разделить со мной мою теперешнюю жизнь — у меня было положение, друзья. Неужто нам недоступно обычное счастье? Неужто я не могу приехать в Гиммертон в почтовой карете, ухаживать за тобой, как любой вздыхатель за своей подружкой? Даже Хиндли — неужели не смогу я две — три недели притворяться, что считаю его человеческим существом, и просить у него твоей руки? Я думал об этом.
Привезти тебя сюда! Увидеть, с каким восторгом примешься ты переустраивать дом, как рьяно возьмёшься за поместье, как заинтересуешься лошадьми! Как позабавит тебя мистер Эр, какой фонтан остроумия вызовет его крошечная невеста! Как пленит Ингрэма с его дружками твоё очарование…
Но нет, вот этого не будет. С игрой я покончу. Ни в чём не буду походить на Хиндли.
Коснуться тебя наяву, не в мечтах почувствовать тепло твоего тела, вдохнуть запах твоих волос…
Да, я это сделаю. Отныне всё будет по-другому. Отброшу гордость прочь или попытаюсь изменить её природу.
Вернувшись несколько месяцев назад из Европы, я нанял соглядатая, чтобы проверить, помнит ли Линтон о запрете. Полученные отчёты удовлетворили меня. Эдгар слыл затворником, не часто отваживался выходить за ограду парка на Мызе Скворцов. Ты по-прежнему бывала на Мызе, но, по рассказам тамошних
Следующие несколько дней я строил планы. До ярмарки (и до свадьбы) оставалось чуть меньше месяца; я решил отправиться в Гиммертон на следующий день после возвращения. Но как же без меня Ферндин? И хотя я и подумать не мог о том, чтобы недостаток времени помешал мне выполнить мою миссию в Йоркшире, но и рисковать благополучием моего нарождающегося здешнего предприятия, необходимым для нашего счастья, тоже не хотел.
Решение вскоре нашлось; мистер Эр упомянул как-то, что на время свадебного путешествия Джон остаётся не у дел. Я приехал в Торнфилд; к обеду всё было улажено. Пока я буду в отъезде, Джон присмотрит за поместьем, а о моих планах будет помалкивать.
Всё было решено, но эти несколько недель до отъезда надо было ещё прожить. Сначала я хотел было к твоему приезду переделать всё в доме, превратить его в рай земной, насколько позволит моё воображение и магазины Милкота. Но остановился, поняв, как приятно будет тебе самой потакать своим прихотям. И всё же немного потешил себя и я: выбрал самую солнечную в доме комнату и сделал из неё гнёздышко — как тропическая птица, чтобы привлечь самку, украшает гнездо жёлтыми лепестками и зелёными крылышками жуков, а потом, надувшись от важности, заливается восторженными трелями.
Дешёвые поделки, что предлагали милкотские магазины, я счёл недостаточно изящными для моего гнёздышка и в конце концов отправился за покупками в Ливерпуль. Вспомнилось, как доводилось мне прежде здесь бывать. Пара тысяч фунтов в кармане меняет всё! И я это остро почувствовал. Воришки и попрошайки, что в былые времена как коршуны набрасывались на меня, сейчас выклянчивали пенни или, как крысы, разбегались подальше от копыт моей лошади. Крупные торговцы, когда-то и на порог меня не пускавшие, теперь кланялись и наперебой зазывали в лавки. Теперь, проезжая на лошади ценой в добрую сотню фунтов мимо сумасшедшего дома, я мог и усмехнуться над тем, что стало таким горьким открытием два года назад. Мне доставило удовольствие разыскать того самого сторожа, что грозил мне алебардой. Он, верно, гадает и по сей день, почему всадник в украшенной плюмажем треуголке бросил ему золотую гинею.
Что за дивные вещички покупал я для тебя, Кэти! Фарфоровая музыкальная шкатулка с цыганками-танцовщицами, кружащимися на крышке, золочёная французская кровать, расписанная сценами из жизни богов, дюжина разновидностей духов в хрустальных флаконах с золотыми пробками, спинет [22] и ноты, корзинка восточных шарфов и браслетов, итальянские коробки сладостей, африканские шахматы чёрного дерева со слоновой костью, множество всяких безделушек, лёгких как пух… Так же легко было у меня на сердце, когда я подбирал их для тебя.
22
Разновидность клавикорд.