Хитрованы
Шрифт:
Они рассмеялись.
Новая знакомая положительно все более и более нравилась Всеволоду Аркадьевичу. Она не кокетничала, не жеманилась, не строила из себя Снежную королеву, и вела себя естественно и непринужденно, полностью противореча дутому светскому правилу «не казаться, но быть». Это и подкупало, и притягивало. К тому же какое-то магнетическое обаяние, присущее этой женщине, просто приковывало взгляд, а затем и мысли…
– Вы, кажется, не местный? – первой нарушила она молчание, наступившее после того, как они познакомились. Всеволод Аркадьевич не хотел вести пустые разговоры;
– Нет, – ответил Сева. – А вы?
– Я тоже, – ответила Ксения Михайловна, и легкая тень набежала на ее лицо. Но она быстро справилась с собой и мило улыбнулась своему попутчику: – А чем вы занимаетесь, Всеволод Аркадьевич? Ну, в жизни? Кроме того, что носите раненых женщин на руках?
– Торгую недвижимостью, – не задумываясь, ответил Долгоруков. Потому что это была правда. Ну, или почти правда.
– И что, это занятие приносит достаточный доход? – спросила она, немного странно посмотрев на Севу.
– Не жалуюсь, – слегка растерянно ответил Всеволод Аркадьевич, не поняв значения взгляда Ксении. Впрочем, стоит ли понимать все их взгляды и слова? Их – это женщин. Ведь все равно самая недалекая из них, ежели захочет, обведет вокруг пальца самого умного из мужчин. Анализировать взгляды и слова женщин и делать после какие-то выводы – равно что гадать на кофейной гуще…
– Наверное, это жутко интересно, – задумчиво произнесла Ксения Михайловна.
– Да нет, обычное дело, как и любое другое. А вы чем занимаетесь? – Долгоруков попытался заглянуть в ее глаза, но она отвела от него взор и довольно охотно ответила:
– Да так. Хожу по магазинам, делаю покупки. Вышиваю или смотрю в окно… Еще вот газеты люблю читать.
– Вот как! – удивился Сева. – Газеты? А вы, сударыня, случаем, не эмансипатка?
– Нет, я не эмансипатка, – серьезно ответила Ксения Михайловна, по-прежнему избегая встречаться с Долгоруковым взглядами. – Хотя мне, как женщине, близко и понятно стремление женщин иметь такие же права, какие имеют мужчины. И иметь возможность заниматься теми же делами, какими занимаются мужчины…
– То есть вы за равноправие полов? – спросил Всеволод Аркадьевич.
– В определенной степени.
– «В определенной» степени – это в какой? – проявлял большой интерес к вопросу о равенстве полов Долгоруков. – В большей или в меньшей?
– Женщины должны участвовать в выборе гласных, иметь право на высшее образование, то есть поступать не только в институты благородных девиц и на какие-то там курсы, но и в университеты. Женщины должны иметь право занимать разные государственные должности…
Ксения Михайловна немного распалилась, и ее щечки стали похожи на персики – их так и хотелось надкусить. Или хотя бы поцеловать…
– По-вашему выходит, женщины должны иметь и право на чины: статская советница, скажем, или генеральша от кавалерии, – несколько шутливо произнес Всеволод Аркадьевич.
– А почему бы и нет?! – В волнении Ксения даже привстала со своего места и тотчас поморщилась от боли.
– Согласен,
– Немного, – ответила «не боярыня» Морозова и с благодарностью посмотрела на Севу.
Дом, который снимала Ксения Михайловна, оказался небольшим, если не сказать крохотным. Похоже, с достатком у мадемуазель было неважно, или она попросту жалела денег. Хотя, как решил про себя Всеволод Аркадьевич, это совершенно ей не подходило. Правда, домик с обязательным мезонином был весьма чистеньким и приятным для глаза, а маленький садик, прилегающий к нему с тыла, был довольно ухожен, что можно было заметить, несмотря на еще лежащий повсюду снег.
– Ну, вот, мы и дома, – сказала Ксения Михайловна, когда коляска остановилась возле небольших арочных ворот.
Долгоруков вышел из нее, дождался, покуда Ксения пересядет на самый край сиденья, и подхватил ее на руки. Она уже привычным жестом обхватила его за шею, и они прошли в ворота. По узкой тропинке, боясь оступиться и рухнуть вместе со своей ношей в снег, Всеволод Аркадьевич осторожно дошел до крыльца дома и мягко опустил Ксению на землю. Из ридикюля она достала ключ, открыла дверь, и они прошли в дом, причем Ксения Михайловна передвигалась самостоятельно, прыгая по-девчоночьи на одной ножке. Вообще, в ней было много этого девчоночьего, несмотря на то, что ей было не менее двадцати пяти лет. Это и восхищало, и умиляло одновременно.
В гостиной женщина почти бессильно повалилась на диван и расстегнула шубку.
– Уф, – произнесла она и весело посмотрела на Долгорукова. – Прибыли, наконец.
Сева помог ей раздеться, с удовольствием снял ботики, придерживая ножку Ксении за тонкую щиколотку, согрел чаю.
– Позвольте, я осмотрю ваше колено, – попросил он, когда чай был выпит.
– А вы понимаете в травмах? – Ксения снова посмотрела на него загадочно-непонятно, словно немного его побаивалась.
– Я два года учился на медицинском факультете, – соврал он.
– А почему недоучились? – спросила она как бы ненароком.
– Обстоятельства не позволили.
Сева сделал печальное лицо, хотя внутри него прыгали веселые бесенята, – уж очень хотелось посмотреть на ножку прехорошенькой мадемуазель и потрогать ее коленку.
Кстати, почему мадемуазель? Она что, никогда не была замужем?
– Да-а, обстоятельства-а, – протянула «не боярыня» Морозова. – Как все-таки они влияют на нашу жизнь. И зачастую вовсе не с хорошей стороны.
Она задумалась, словно что-то вспоминая. И воспоминания эти, похоже, не были беззаботными.
В голове Всеволода Аркадьевича тоже стремглав пронеслись воспоминания, связанные с похищением у него фамильного портсигара, отцова подарка, когда он со своим приятелем Юшковым решили сыграть в лотерею, проводимую городской Думой. Ежели бы не это обстоятельство , то он, верно, никогда не познакомился бы с Павлом Карловичем Шпейером, Самсоном Неофитовым, Кешей Симоновым, Огонь-Догановским, Шахом и прочими будущими «червонными валетами».
– Так вы позволите осмотреть ваше колено? – снова спросил Всеволод Аркадьевич.