Хижина дяди Тома (другой перевод)
Шрифт:
Мистер Берд стоял молча и тяжело дышал. Его жена и чернокожая служанка, тетушка Дина, хлопотали вокруг незнакомки, пытаясь привести ее в чувство, в то время как старый Куджо, посадив ребенка к себе на колени, стаскивал с него чулки и сапожки, стараясь согреть его ноги.
— Какой у нее вид! Смотреть невозможно! — страдальчески морщась, бормотала тетушка Дина. — Ее, верно, здесь, в тепле, разморило. Она была еще не так плоха, когда вошла, и попросила разрешения немного погреться. Я только успела спросить ее, откуда она, а она вдруг как грохнется!.. Поглядите на руки, сразу
— Бедняжка, — с волнением проговорила миссис Берд.
Внезапно большие черные глаза молодой женщины раскрылись, и она странным, блуждающим взором огляделась вокруг. Ужас отразился на ее лице.
— Гарри! — вскрикнула она. — Гарри! Они схватили его!..
Услышав ее голос, ребенок соскользнул с колен старого Куджо и, протягивая ручонки к матери, бросился к ней.
— Ах, вот он, вот!.. — воскликнула женщина и, повернувшись к миссис Берд, с отчаянием продолжала: — О миссис, защитите его! Не дайте им схватить его!..
— Нет, нет, бедная вы моя, — сказала миссис Берд, — никто не причинит вам здесь зла. Не бойтесь, здесь вы в безопасности.
— Благодарю, благодарю вас, — прошептала женщина и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Малыш, видя, что она плачет, силился утешить ее своими ласками.
Наконец, благодаря нежной заботливости миссис Берд, она несколько успокоилась. На скамье у очага ей постелили постель, и она вскоре уснула, крепко прижимая к себе ребенка, который казался не менее утомленным, чем она сама.
Несмотря на усилия окружающих, она ни за что не соглашалась расстаться с ним хоть на мгновение и при малейшей попытке взять его из ее рук начинала в смертельном ужасе сопротивляться. Даже во сне она с силой прижимала к себе ребенка, словно желая защитить его от опасности.
Сенатор и его жена вернулись в гостиную, и, как это ни странно, ни он, ни она ни одним намеком не упомянули о предыдущем споре. Миссис Берд занялась вязанием, а сенатор делал вид, что погружен в просмотр бумаг. Но вдруг, отложив их в сторону, он повернулся к жене.
— Я совершенно не представляю себе, кто она такая, — произнес он.
— Когда она проснется и сколько-нибудь оправится, видно будет, — ответила миссис Берд.
— Послушай, дорогая… — снова после некоторого раздумья начал сенатор.
— Я слушаю тебя, мой друг.
— Нельзя ли ей надеть которое-нибудь из твоих платьев… если его удлинить, разумеется? Мне кажется, что она выше тебя ростом.
Еле заметная улыбка скользнула по лицу миссис Берд.
— Посмотрим, — сказала она.
Снова молчание, и снова его нарушил сенатор:
— Послушай, дорогая…
— Да?..
— Ты знаешь, этот домотканый плащ, которым ты укрываешь меня, когда я укладываюсь подремать после обеда… Его тоже можно было бы ей отдать. Ее необходимо одеть.
Но тут вошла Дина и сообщила, что женщина проснулась и хотела бы поговорить с госпожой.
Мистер и миссис Берд направились в кухню, сопровождаемые двумя старшими детьми. Младшие члены семьи уже были уложены в постель.
Элиза сидела на приступке очага, подле самого огня. В ее взгляде было беспредельное отчаяние…
— Вы
Глубокий вздох был единственным ответом Элизы, но она подняла на миссис Берд глаза с выражением такой тоски и трогательной мольбы, что отзывчивая женщина почувствовала, как у нее к горлу подступают слезы.
— Здесь вам нечего опасаться, — сказала миссис Берд. — Все мы — ваши друзья. Скажите, откуда вы и чего вы желаете?
— Я пришла из Кентукки…
— Когда? — спросил сенатор, желавший держать нить допроса в своих руках.
— Сегодня ночью.
— Каким путем?
— Я перебралась по льду.
— Перебрались по льду? — невольно повторили все присутствующие.
— Да… Я перебралась по льду потому, что они уже настигали меня… совсем… совсем… и не было другого пути!
— Боже! — воскликнул Куджо. — Ведь лед раскололся на глыбы, и они плывут по реке, крутятся, налезая одна на другую!..
— Да, да… — произнесла Элиза, как безумная устремив взгляд в пространство. — И все же я прошла по льду. Мне казалось, что я не пройду… я не надеялась, что доберусь до другого берега… Но у меня не было выбора, нужно было перейти или умереть…
— Вы были невольницей? — спросил мистер Берд.
— Да, сэр.
— Хозяин жестоко обращался с вами?
— Нет, сэр, он был добрым хозяином.
— А ваша хозяйка? Она была жестока?
— Нет! О нет, сэр. Моя госпожа всегда была добра ко мне.
— Что же могло заставить вас бросить такой хороший дом и бежать, подвергаясь страшным опасностям?
Элиза поглядела на миссис Берд испытующим взглядом и увидела, что она одета в траур.
— Миссис, — произнесла она вдруг с неожиданной решимостью, — приходилось ли вам когда-нибудь терять ребенка?
Вопрос был неожиданный, он задел незажившую рану: всего месяц назад миссис Берд похоронила ребенка, любимца всей семьи.
Сенатор отвернулся и отошел к окну. Слезы брызнули из глаз миссис Берд, но она постаралась овладеть собой.
— Почему вы задали этот вопрос?.. Да, я недавно потеряла ребенка.
— Тогда вы поймете мое горе, — проговорила Элиза. — Я потеряла двоих детей, одного за другим. Они остались там, в той земле, откуда я пришла. У меня теперь только один этот ребенок… Он для меня все на свете — мое утешение, моя гордость, все мои мысли о нем и днем и ночью. И вот, миссис, они захотели отнять его у меня и продать торговцам с Юга, отправить его туда одного, его, такого крошку, который ни разу в жизни ни на одну минуту не покидал меня; не было ни одной ночи, когда бы он не спал подле меня… Я не могла это перенести, миссис! Я знала, что, если его увезут, я не смогу жить, у меня не будет на это сил… И когда я узнала, что он продан, что бумаги подписаны, я схватила его и убежала среди ночи… Они гнались за мной — тот, который купил моего мальчика, и двое слуг хозяина… Они уже готовы были схватить меня… Я слышала их… чувствовала их приближение… Я прыгнула на лед… Как я прошла? Не знаю… Затем я увидела человека, который помог мне выбраться на берег…