Хижина дяди Тома

Бичер-Стоу Гарриет

– Да, это работа, достойная миссионера, – проговорила мисс Офелия, поглядывая на девочку несколько более благосклонно.

Сен-Клер знал, чем взять кузину: мисс Офелия никогда не уклонялась от выполнения своего долга.

– Хорошо! – сказала она. – Хотя я все-таки не понимаю, зачем вам понадобилось покупать эту девочку. У вас в доме столько негритят, что все мои силы и уменье могли бы полностью уйти на них.

– Кузина, – сказал Сен-Клер, отводя мисс Офелию в сторону, – простите меня за глупую болтовню. Когда имеешь дело с таким добрым человеком, как вы, она совершенно

неуместна. Слушайте, как все было. Это девочка жила у двух пьянчуг, хозяев одного низкопробного трактира, мимо которого я прохожу чуть не ежедневно. Они избивали ее, и мне надоело слушать эти вопли. Девочка очень забавная и, по-видимому, смышленая, над ней стоит потрудиться. И вот я решил купить ее и преподнести вам. Пусть пройдет вашу суровую школу. Посмотрим, что из этого получится. Я, как воспитатель, – полная бездарность, но мне хочется, чтобы вы занялись ею.

– Что могу, сделаю, – сказала мисс Офелия и подошла к своей новой подданной с величайшей осторожностью, словно это был паук, но такой, который вполне заслуживал доброго отношения к себе. – Она ужасно грязная… и, кажется, полуголая!

– Пойдите с ней вниз, пусть ее там вымоют и переоденут.

Мисс Офелия и Топси отправились на кухню.

– Мало мистеру Сен-Клеру своих негритят! – сказала Дина, весьма недружелюбно разглядывая новое приобретение хозяина. – Не позволю ей вертеться тут у меня под ногами!

– Фи! – брезгливо поморщились Роза и Джейн. – От такой надо держаться подальше. И зачем она, черномазая, понадобилась мистеру Сен-Клеру!

– Ну, вы там, потише! – прикрикнула на них Дина, принявшая последние слова на свой счет. – Сами черномазые!

Мы не будем оскорблять слух нашего читателя, описывая ему, до какого состояния можно довести ребенка, если не следить за ним. Но мисс Офелия была женщина твердая, решительная, и она собственноручно, с героическим самообладанием, приступила к мало приятной процедуре омовения Топси. Особого удовольствия от этого мисс Офелия не испытала, но когда она увидела на плечах и на спине у девочки рубцы и шрамы – неизгладимые следы той воспитательной системы, которая к ней применялась, – сердце у нее дрогнуло от жалости.

Наконец туалет был закончен. Топси одели в хорошее платье, волосы ей коротко подстригли, и мисс Офелия с удовлетворением сказала, что вот теперь этот чертенок приобрел более или менее христианский облик. А в голове у нее уже зрели планы, как приняться за воспитание девочки. Усевшись перед ней, она приступила к расспросам:

– Сколько тебе лет, Топси?

– Не знаю, миссис, – ответила чернушка, сверкнув зубами.

– Не знаешь? Разве тебе никогда этого не говорили? А кто была твоя мать?

– Матери не было, – не переставая улыбаться, ответила девочка.

– Не было? Как же это так? Где ты родилась?

– А я не родилась, – упорствовала Топси и скорчила такую гримасу, что всякая другая женщина приняла бы это странное существо за дьявольское отродье.

Но мисс Офелию, с ее крепкими нервами, здравым смыслом и деловитостью, не так-то легко было сбить с толку.

– Нельзя так отвечать, дитя мое, – строго сказала она. – Я не шучу с тобой. Ну, говори: где ты

родилась, кто были твои отец и мать?

– Я нигде не родилась, – еще более решительно повторила Топси. – Матери не было, отца не было… никого не было. Жила я у работорговца, вместе с другими ребятами. А тетушка Сью за нами присматривала.

Девочка, по-видимому, говорила искренне, и Джейн, рассмеявшись, подтвердила ее слова:

– Да вы разве не знаете, миссис? Торговцы скупают их по дешевке совсем маленькими, а потом продают на рынке.

– А у последних своих хозяев ты долго жила?

– Не знаю, миссис.

– Ну все-таки: год или больше?

– Не знаю, миссис.

– Топси, а тебе рассказывали о боге?

Девочка бросила на нее недоуменный взгляд и улыбнулась.

– Ты знаешь, кто тебя сотворил?

– Меня никто не сотворил, – фыркнув, ответила Топси.

Слова мисс Офелии, видимо, показались ей очень забавными, ибо она добавила, озорно прищурив глаза:

– Никто меня не сотворил. Я сама выросла.

Мисс Офелия решила перевести разговор на более практическую тему:

– А шить ты умеешь?

– Нет, миссис.

– А что ты умеешь? Чем ты занималась у своих хозяев?

– Носила воду, мыла посуду, чистила ножи, прислуживала гостям.

– А хозяева были добрые?

– Ничего, добрые, – сказала девочка и с хитрецой посмотрела на мисс Офелию.

Та встала, решив прекратить эту маловразумительную беседу. Сен-Клер стоял сзади, облокотившись на спинку ее кресла.

– Как видите, кузина, почва совершенно девственная. Вам есть к чему приложить силы.

Воспитательные методы мисс Офелии, как и вообще все ее воззрения на жизнь, отличались четкостью и были в полном согласии с обычаями, которые господствовали в Новой Англии еще сто лет назад, а теперь сохранились только в самых захолустных, не тронутых цивилизацией местах, где нет железных дорог. В сжатом виде они излагались так: учите детей прежде всего слушаться старших; учите их молитвам, рукоделию и грамоте. За каждую ложь – розги.

В семье так и решили, что новая негритянка поступила в полное распоряжение кузины, и поскольку на кухне к Топси относились пренебрежительно, мисс Офелия ограничила сферу ее деятельности своей комнатой. До сих пор она сама стелила постель, сама подметала пол, отказываясь от услуг горничных, а теперь решила пожертвовать собой и обучить этой премудрости Топси.

На следующий же день мисс Офелия привела девочку в свои покои и стала посвящать ее в сложные тайны нового для нее искусства.

И вот Топси, умытая, без косичек, бывших некогда радостью ее жизни, в чистом платьице, туго накрахмаленном переднике, с торжественно-печальной физиономией, точно на похоронах, стоит перед мисс Офелией, почтительно выслушивая ее наставления.

– Итак, Топси, сейчас я научу тебя стелить постель. Я люблю, чтобы она была постлана аккуратно. Пожалуйста, запомни, как это делается.