Хлеб великанов
Шрифт:
— Я вас ненавижу! — вскричала она. — Вы отняли у меня Вернона! Да, вы! Вы плохая… вы — злая! Я знаю, я чувствую. Вы дурная женщина.
— Ревнуете, — спокойно сказала Джейн.
— Значит, признаете, что есть за что? Это не Вернон вас любит — он не любит и никогда не будет вас любить. Это вы хотите захватить его.
Наступила напряженная тишина. Потом Джейн, не меняя позы, засмеялась. Нелл выбежала прочь из ее квартиры, не сознавая, что делает.
Себастьян
Как-то вечером, когда они, наговорившись, замолчали, он сказал:
— Легче всего мне бывает разговаривать с тобой, почему — не знаю.
— Ну, в некотором роде мы с тобой одной породы, верно?
— Разве?
— Я так думаю. Не внешне, а по существу. Оба любим правду. Оба принимаем вещи такими, как они есть.
— А другие нет?
— Конечно нет. Нелл Верикер, например. Она все видит так, как ей показали, или так, как хочет видеть.
— Раба условностей?
— Да, но есть и другая крайность. Джо, например, гордится тем, что не считается с условностями, а это приводит к узости и предубежденности.
— Да, ей лишь бы быть «против» — не важно, против чего именно. Она такая. Ей нужен бунт. Она никогда не пытается как следует разобраться и оценить по достоинству предмет, против которого бунтует. Вот почему мое дело безнадежно. Я преуспеваю, а она обожает неудачников. Я богат — значит, от брака она ничего не потеряет, а выиграет. Даже то, что я еврей, в наше время не так уж плохо.
— Даже модно, — засмеялась Джейн.
— И все равно, Джейн, у меня такое чувство, что я ей нравлюсь.
— Вполне возможно. У нее неподходящий для тебя возраст, Себастьян. На твоей вечеринке тот швед сказал удивительно верно, что разделенность во времени страшнее разделенности в пространстве. Если кого-то не устраивает твой возраст, это безнадежно. Может быть, вы созданы друг для друга, но родились в разное время. Звучит нелепо? Если бы ей было тридцать пять, она бы тебя любила до безумия — такого, как ты есть. Любить тебя суждено женщинам, а не девочкам.
Себастьян смотрел на камин. Был холодный февральский день, и на углях были сложены дрова — Джейн не признавала газовые камины.
— Джейн, ты не задумывалась, почему мы с тобой так и не влюбились друг в друга? Платоническая дружба — большая редкость. Ты очень
— В нормальных условиях могли бы.
— А разве мы не в нормальных условиях? О, минутку! Я понял. Ты хочешь сказать, что эта роль уже занята.
— Да. Если бы ты не любил Джо…
— И если бы ты… — Он замер.
— Ну? — сказала Джейн. — Ты знаешь, не так ли?
— Да, пожалуй. Хочешь об этом поговорить?
— Ни в малейшей степени. Какой смысл?
— Джейн, ты согласна с теми, кто считает, что, если чего-то сильно захотеть, оно придет?
Джейн призадумалась.
— Нет, вряд ли. Случается столько всего, ждешь ты его или не ждешь. Если тебе что-то предлагают, хочешь не хочешь, приходится решать, брать или не брать. Это судьба. Ну, а приняв решение, иди и не оглядывайся.
— Чую дух греческой трагедии. Электра у тебя в крови. — Он взял со стола книгу. — «Пер Гюнт»? Вижу, ты врастаешь в Сольвейг.
— Да, опера скорее про нее, чем про Пера. Знаешь, Сольвейг — девушка удивительного обаяния: такая бесстрастная, такая спокойная — и в то же время убеждена, что ее любовь к Перу — единственное, что есть в небесах и на земле. Она знает, что нужна ему, хотя он ей этого никогда не говорил. Она отвергнута и покинута, но ухитряется его дезертирство сделать решающим доказательством его любви. Музыка Радмогера потрясающая. «Благословен будь тот, кто сделал мою жизнь благословенной!» Показать, что любовь мужчины может превратить женщину в этакую бесстрастную монашку — трудно, но прекрасно.
— Радмогер тобой доволен?
— Временами. Вчера он послал меня к черту и тряс так, что зубы стучали. Он был прав, я пела неверно, мелодраматично. Сольвейг должна быть мягкой, нежной и ужасно сильной, как Радмогер и говорил в первый день. Снег, ровный снег, с пробегающими по нему чистыми узорами.
Она перевела разговор на оперу Вернона.
— Она уже закончена. Я хочу, чтобы он показал ее Радмогеру.
— А он?
— Думаю, хочет. Ты ее видел?
— Только в отрывках.
— Что ты о ней думаешь?
— Сначала ты, Джейн. В том, что касается музыки, ты разбираешься не хуже моего.
— Опера довольно сырая. Перегружена. Он пока не научился управляться с материалом, но материала — прорва. Ты согласен?
Себастьян кивнул.
— Полностью. Я больше прежнего уверен, что Вернон сделает революцию в музыке. Но сейчас скверные времена. Ему придется столкнуться с тем фактом, что все им написанное — это, как говорится, не коммерческое предприятие.