Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]

Звягинцев Василий

— Какой тебе вывод? Все. Точка. На Земле сгорели все схемы, чувствительные к «хронополю Маштакова». Нет их больше. Металлолом остался. Кто пришел в «ноль пятую» — не уйдет. Кто к нам просочился — там и останется. И «бокового времени» тоже нет. Все — как до исторического материализма.

— А твоя техника? — осторожно спросил Новиков. Он-то понимал, что не веселился бы так Олег, если б что, но уточнить требуется…

— Моя, брат, на других волнах работает. Чем радиоволна от морской отличается, знаешь?

Новиков подумал.

Можно и не отвечать, но отчего и не позабавиться? Вы, мол, умные, так и мы ничего…

— Если не подъ… технический, так исключительно носителем. Там вода, там мировой эфир.

— Глянь, соображаешь…

Странно вел себя Левашов. Будто его все же контузило ударной хроноволной.

Андрей посмотрел на Шульгина. Специалист, как ни крути.

Тот слушал их диалог с пристальным вниманием. Поймал взгляд Новикова, слегка кивнул.

Ясно.

— Значит, твоя уцелела, вражеская уничтожена. Что и требовалось доказать. То есть, если я верно продолжаю мыслить, любое проведенное нами здесь время по-прежнему не отразится на времени в «пятом», и мы, хорошенько отдохнув, вернемся куда следует. Да?

— А как же? — ответил Левашов.

— Вследствие всего вышеперечисленного немедленно предлагаю на этом трудовую деятельность прекратить. Любезнейший Павел Васильевич не только распорядился подготовить нам ужин, но и… — Андрей, через силу продолжая держать марку, сделал паузу. — Но и, облегчая душевные, совершенно буридановы терзания Виктора Вениаминовича, да и себя избавляя от лишних хлопот, пригласил сюда всех изображенных в альбоме девушек сразу. В целях, как выражаются наши потомки, — кастинга. Ну и мы, за компанию, поучаствуем. Как? Принимается?

Левашов, возможно, что-нибудь и возразил бы, но остальные приняли предложение с энтузиазмом. Ну а что? Самому старшему, Удолину, было всего пятьдесят пять. Когда и не посмотреть на девочек, особенно из-за хорошо накрытого столика. Маштаков будет выбирать, а мы хоть посочувствуем, советом поможем…

С Олегом Сашка поступил еще проще. В полном соответствии с известной историей о том, как мичман Лука Пустошкин в Сингапуре, вообразив себя обезьяной, голый по баобабу лазил. Кривлялся и вообще шокировал отдыхавшую под сенью гигантского дерева публику. (Это еще в 1904 году было.)

Никто не знал, как его оттуда снять, пока умный лейтенант с «Громобоя» не догадался показать ему банан и рюмку водки.

«Жако, Жако, пс-ст!»

И тут же мичман спрыгнул на землю.

Так и Шульгин, многозначительно подмигивая Левашову, за спиной Новикова сделал жест, посылающий его подальше, а из внутреннего кармана подвытянул плоскую фляжку. И указал движением головы в сторону балкона.

«Пойдем, типа, вдвоем на ветерке оттянемся. А остальное — трын-трава…»

Глава 24

Из записок Андрея Новикова

Отдохнули. Хорошо отдохнули. Спали сколько

влезет после приятно проведенного вечера. Сашка, Олег и я, имеется в виду. Остальным такая долгая релаксация не требовалась. Маштаков, наверное, тоже утомился, но по другому поводу: из живых, танцующих, поющих и изображающих акробатические номера девушек, числом четыре десятка, выбрать ту единственную, что согреет тебе постель, намного труднее, чем с глянцевых картинок фотоальбома.

Но разобрался как-то, надеюсь. Я, впрочем, этого не дождался, ушел в свою комнату раньше. А Сашка с Олегом остались. Ну и слава богу. Если одна из красоток, меж которых были и «вампы», и миленькие «Гретхен», и копии признанных и непризнанных «звезд» в стилистике шестидесятых и семидесятых годов, хоть одна привлекла практическое внимание Левашова — вот и отлично. Надо, давно надо ему «оскоромиться», чтоб Лариса камнем на душе не висела.

Трудно сказать, кто помогал аскету Кирсанову подбирать такой букет. Неужто сам? Не верится.

Я и то испытал мгновенный укол в сердце, когда увидел в общем строю канканирующих барышень одну, совершенно в стиль не попадающую.

Нет, плясала она крайне профессионально, и ножками размахивала, и шляпку изящно поправляла, а — не оттуда девушка.

Ужасно она напомнила мне артистку, что сыграла роль стюардессы в короткометражке по рассказу Аксенова «На полпути к луне». Году в шестьдесят восьмом, кажется. Никогда и нигде ее больше не видел, а фамилия запала в память — Елена Брацлавская. Какое-то время был в нее платонически влюблен, как и главный герой фильма, тоже с ней не встретившийся больше.

Захотелось вдруг подозвать ее жестом, усадить рядом, расспросить, откуда здесь, чего ради такую профессию выбрала. Не двадцатый год, двадцать пятый, можно чем и посерьезнее заняться. На вид — едва не княжна рюриковой крови,

И тут же подумал — зачем? Кому это нужно? Мне — лишнее знание, девушке… А что — девушке? Может, она себя как раз в этом нашла и иного счастья не желает. Работой по укладке шпал (фигурально выражаясь) не интересуется.

Я встал, резко отодвинул стул, молча кивнул друзьям и вышел.

…Поздним утром лежал в своей комнате, смотрел на бегающие по потолку, отраженные от моря солнечные зайчики.

Осталось, можно сказать, последнее дело. Завершающий грандиозное полотно мазок кисти или, что ближе стилистически, — мизерекордиа, удар милосердия, добивающий поверженного рыцаря. А что поверженного — однозначно. Лихарев не Лихарев — пусть абстрактный неприятель — обезоружен полностью и окончательно: раз сгорели его «пересадочные станции» — ни резервы подбросить, ни разбитые части эвакуировать. Зомбировать новые контингенты нечем, старые форсированно вылавливаются, сдают базы, явки, помощников второго и третьего планов, не проходящих по спискам Затевахина, потому что вербовались по старинке, шантажом, угрозами или за деньги.