Хлопок одной ладонью. Том 2
Шрифт:
И Рощин, и Константинов были рядом. Такое везенье. И в Бельведере вместе бились, и Польшу сбоку и поверху прошли, Радом взяли, да еще и здесь! Живые, даже не раненые.
В подстраховку электрического индуктора, по старинке Константинов протянул проверенный временем шнур имени господина Бикфорда (зря он не выставлен в Парижской палате мер и весов - эталон скорости горения, сантиметр в секунду. Миллионы, наверное, подрывников лично проверили и убедились).
– Идите, парни. Я дождусь, у меня нервы крепкие. Трех бойцов оставьте, фланги мне прикроют
Не будет моста, еще час-другой боя на последнем рубеже Уваров гарантировал. С тыла их не обойдешь, Берендеевка сзади, с флангов тоже. А с фронта - приходите, ждем-с! Через болотину по пояс в ледяной воде продираться и одновременно вверх прицельно стрелять никто не сможет. И потом рывок по сорокаметровому крутому склону, глинистому, снежком притрушенному - пожалуйста. Автомат в зубах, значит, а всеми четырьмя скребись, как корова по льду.
Валерий развеселился, пустив последнюю фляжку по кругу (бывает такое веселье, у бездны мрачной на краю).
– Что, обер-офицеры (в училищах так называли юнкеров выпускного курса), воевнули чем бог послал? Будет что вспомнить. Ты, Митька, считал, сколько нехристей в рай препроводил?
– Полтора танка, двадцать шесть рядовых, трех предводителей. Так и пиши в реляции. Мне лишнего не надо. К тому - девять единиц лично захваченного и доставленного по начальству особого секретного по причине неизвестности стрелкового оружия. «Георгия» - как с куста, а можно и Героя России… Отхлебнул в свою очередь и вдруг сказал без всякого ерничества: - Нет, правда, если Герои - не мы, тогда я уж и не знаю…
– Не забивай себе голову, - неожиданно жестко сказал Рощин, на него, похоже, опять накинуло.
– Сунут, как вон командиру раньше «За пять штыковых…», и спасибо скажешь.
– Кто спорит, - согласился Константинов.
– Если б за каждый бой да по ордену… - он махнул рукой.
Сколько таких разговоров велось на солдатских и офицерских бивуаках за последние полтысячи лет только! Кто чего совершил да кому чего полагается - шуба с царского плеча, сабля жалованная, деревенька тож… Бывало, везло, бывало, нет. А служить надо, куда денешься!
Опять вдруг загудел зуммер радиостанции. Уваров снял трубку с зажима.
– Капитан? Живой пока? Мост не взорвал еще?
– Валерий попытался объяснить замысел, но не успел.
– Вот и молодец! Удачно получилось. Как раз пригодится, - голос Миллера звучал совершенно иначе, чем полчаса назад.
– Еще поживем, наступать будем! Пришла помощь. Приготовься, сейчас к тебе выдвигаются. Сдашь рубеж, и свободен. Противника видишь?
– Еще нет. Замешкались что-то…
– Ладно, у меня все. Ждем.
Помощь, это хорошо. А откуда ж пришли? Окружной дорогой от Александрова или напрямую лесом? Да какая разница!
– Митька, у тебя точно в загашнике есть. Давай по крайней, отвоевались!
– ликующим голосом почти выкрикнул Уваров.
Константинов понимающе кивнул и полез на дно вещмешка.
Минут десять прошло, не больше,
Офицеры инстинктивно вскочили.
Ну, сказать вам, зрелище не для слабонервных.
Ухитряясь идти даже по лесу почти сомкнутыми рядами, на них надвигалась цепь настоящих корниловцев, с той еще войны. Знакомых по фотографиям в альбомах, на стендах училищ и воинских частей, документальным и художественным фильмам. Именно в тогдашней форме - начищенных высоких сапогах, черных гимнастерках с алыми кантами, демонстративно смятых фуражках с алым верхом. Единственное, что выбивалось из стиля, - автоматы, такие же, как у боевиков, вместо мосинских винтовок с четырехгранными игольчатыми штыками. Висят на правом плече, на длинно отпущенных ремнях, прижатые локтем.
За первой цепью вторая, третья.
– Матерь божья, - выговорил Рощин.
– Сказки венского леса, - добавил Константинов.
Несколько кучек опаленных огнем неравного сражения «печенегов», слишком оглушенных боем и смертями, чтобы сильно удивляться, поднимались с кочек и бревен навстречу… Кому? Дедам-прадедам или статистам костюмированного трагифарса?
Спасителям, в данном случае, остальное не так уж важно.
Так и стояли, пока к Уварову не вышел откуда-то слева полковник с не по-здешнему суровым, хотя вполне симпатичным лицом. Похлопывая кавалерийским стеком по голенищу. Да, Валерий вспомнил, тогда все носили стеки или хотя бы прутики в походных условиях.
– Полковник Басманов, Михаил Федорович. Рад познакомиться.
Протянул руку, с которой предварительно стянул тугую перчатку.
Валерий тоже представился, машинально взглянув на свою, исцарапанную и покрытую полосками запекшейся крови ладонь.
– Завидую, - сказал Басманов.
– Хороший бой выдержали. У нас, к слову, тоже бывало… Как-то в восемнадцатом на Кубани мы двумя ротами держали переправу против красной дивизии, неоднократно переходя в штыковые контратаки…
Глаза полковника словно бы затянула поволока давних воспоминаний. Да отчего же давних? Семь лет едва прошло. А начиная с четырнадцатого если? Император Николай Первый Павлович, по неизреченной милости своей, в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году повелел защитникам Севастополя защитывать выслугу месяц за год! А если б нам? Сколько в таком случае получается?
Отсюда и тоска в глазах.
– Да, помню, читал, - только и смог ответить Уваров.
– Оставим лирику. Вы сдаете мне позицию. Что имеете доложить?
Валерий доложил, что знал по последней оценке обстановки.
– Хорошо, капитан. Возвращайтесь в расположение. Если нужна помощь в переноске раненых, мои люди вам помогут. Личное оружие возьмите с собой, остальное пусть остается,
– Да чему тут оставаться? Пять пулеметов, гранатометы старенькие… - И снова подумал, кому старенькие, а этим - чудо техники из полета лет вперед.