Хмель-злодей

Волкович Владимир

Лишь недалеко от конечного пункта встретила их ватага разбойников, которых много водилось в ту неспокойную пору по лесам да оврагам. Четыре человека непонятной принадлежности в оборванных кафтанах остановили всадников:

— Хто такие будете? — спросил одноглазый великан, видимо, старший.

— Мы к гетману Хмельницкому едем, в казаки к нему поступать, — ответил тот, кто пониже ростом.

— Чтой-то не похожи вы на холопов. Эй, братцы, да это ляхи переодетые, смотри какие ружья. Хватай их!

Разбойники схватили

поводья и уже стаскивали всадников, когда Михаил и Сашка, не сговариваясь, выхватили сабли, и двое лихих молодцев упали на землю, разрубленные надвое. Двое других бросились наутёк.

— Надо догнать, — Сашка пришпорил коня, — а то ещё приведут с собой подмогу, и не доедем.

Его конь мгновенно догнал бегущего и ударил его копытами. Михаил замешкался, и последний разбойник скрылся в лесу.

— Не могу безоружного бить, — оправдывался он, как будто чувствуя свою вину.

— Ничего, жизнь всему научит, — по праву опытного наставника ответил Сашка, хотя и был на год моложе. Он частенько общался с дворовыми и знал нравы холопские.

В Чигирин добрались без происшествий. Многочисленные охранные посты пропустили их без особого допроса: нынче тьма-тьмущая народу стекалась сюда.

В большом шатре шло совещание, и молодые люди расположились в ожидании его окончания на тюках какой-то одежды, сваленной в беспорядке на площади. Михаил, присаживаясь, рассмотрел белую казацкую свитку и голубую накидку польских драгун.

Вскоре из шатра вышли молчаливые, хмурые люди, видимо, полковники, и друзей пригласили войти.

На больших подушках восседал грузноватый казак, с одутловатым лицом и маленькими пронзительными глазками.

— Сядайте, хлопцы, что привело вас ко мне?

— Хотим поступить в казаки, — не задумываясь, ответил Михаил.

— Сами-то кто такие, откуда будете?

Михаил, как можно короче, изложил свою историю.

— Хорошо то, что оружием владеете и за правду бороться желаете, а плохо то, что из ляхов, не любят здесь таких. Ну, да у нас сейчас и шляхтичи есть. В казаки мы пока вас принять не можем, будете в кандидатах. В бою докажете, что вы достойны казаками стать.

Хмельницкий крикнул казака и приказал принести фрукты. Тот принёс огромное блюдо и отдельно арбуз.

— Угощайтесь, — Богдан кивнул на фрукты, а сам взял арбуз, достал кривой турецкий нож и с силой воткнул его в арбуз. Потом взмахнул ножом и мигом снёс верхнюю часть арбуза с хвостиком. Ярко-красный сок брызнул на ковёр.

— Вот так мы будем поступать с жидами, нашими врагами.

Повисла неловкая пауза, которую нарушил Сашка:

— А что, жиды такие опасные?

— Опасные, они — главные угнетатели и мучители народа.

— Но ведь они не воины, у них нет войск и государства. Они работают на панов так же, как и все.

Богдан недовольно посмотрел на Сашку.

— Ты что будешь всё это объяснять холопу, с которого

еврей собирает налоги? Пана-то он видит редко, а еврей всегда тут, рядом. Вот и считает его главной причиной своих мучений. Тем более что живут жиды намного богаче крестьян. И те думают, что они жируют на их трудовые деньги.

Михаил и Сашка переглянулись, молча, но возражать больше не стали.

Хмельницкий показал жестом, что разговор окончен, позвонил в колокольчик и сказал вошедшему казаку, как-будто делая для молодых людей заявку на будущее:

— Этих запиши в полк Ганжи, там казаков маловато.

И когда молодые люди уже выходили, добавил им вослед:

— Да, завтра собираем казаков на майдане, будем судить жида — арендатора, что обложил холопов и поместных людей налогами непомерными. Приходите!

Хмурое утро летнего дня криками и возбуждёнными голосами постучалось в маленькое слюдяное оконце шатра, в котором расположились на ночь Михаил и Сашка.

Сашка толкнул друга:

— Вставай, засоня, пора, а то театр пропустим, первое действие уже начинается.

— Что, какой театр? — Михаил поднял заспанную, с всклокоченными волосами голову.

— Сейчас пойдём и узнаем, какой спектакль батька перед казачками разыгрывает.

Друзья наскоро ополоснулись холодной водой и двинулись к площади, где толпились казаки. На взгляд их было уже несколько сот, но подходили ещё.

Михаил с Сашкой пробрались поближе к центру, где сидели кружком самые заслуженные казаки.

Вскоре показался Хмельницкий в окружении полковников и слуг. Видно было, что он в прекрасном настроении, подтрунивая над кем-то, шутит и смеётся.

— Братцы, сегодня вы будете судить жида, который много лет изводил наших православных людей непомерными налогами. Это он, разбойник и насильник, заставлял вас гнуть спину на проклятых панов. Мы его доставили вчера из Чигирина и с ним всё его жидовское отродье. Вот он перед вами!

Богдан махнул кому-то рукой, и два дюжих казака вывели на площадь Захария Собиленко. Он шёл, опустив голову, длинные седые волосы свешивались, закрывая лицо. Годы согнули его худую спину, и вся его нескладная, словно притянутая к земле фигура, никак не подходила для разбойника. Жилистые руки, с набухшими синими узорами вен и коричневыми старческими пятнышками, были скованы за спиной.

Из толпы раздались выкрики:

— Подними голову, жид! Посмотри людям в глаза! Это мы, те, которых ты грабил и мытарил.

Захарий поднял голову, его глаза были устремлены куда-то вдаль, сквозь злобно орущую толпу, словно видел он что-то, одному ему ведомое. Губы его шевелились, произнося слова молитвы.

— Да что с ним разговаривать, смерть жиду и всему его выводку!

— кричали из толпы.

— Значит, одобряете? — уточнил Богдан, — так какою смертью вы назначите ему умереть за наши страдания?