Хобби гадкого утенка
Шрифт:
– Я догадалась только сегодня ночью! – выпалила я. – Наталия Кабанова каким-то образом узнала, думаю, от Риты Назаровой, что Чванов убил Беллочку Маркову. Не сам, конечно, он нанял киллера… Наша Наташенька, больше всего в мире хотевшая разбогатеть, решила шантажировать врача. Он дал ей аккордно десять тысяч долларов, а потом начал выплачивать по «куску» в месяц… Потом ему надоела шантажистка, и он избавился от нее и Назаровой. Наверное, у Риты имелись какие-то доказательства…
Дегтярев крякнул.
– Анекдот знаешь?
– Какой?
– «Трех слепых подвели к слону. Один ощупал хобот, другой хвост, третий ногу. Потом
– О, слон – чудище, длинное и толстое.
– Нет, – возразил другой, – слон, согласен, длинный, но тонкий, похож на веревку.
– Вы чего, ребята, – засмеялся третий, – слон подобен колонне…»
– Ты это к чему рассказываешь? – нахмурилась я.
– Слепые оказались правы, – спокойно продолжал Дегтярев, – только они видели слона «по кускам», целиком картинку сложить не могли. Вот так и ты. Узнала кучу деталей, но вместе их не соединила… Слон не получился. Убийца не Чванов, хотя мотив верен. Кабанова действительно шантажировала доктора. Только тот, более чем обеспеченный человек, предпочел платить не слишком для него крупную сумму в тысячу баксов. Очень уж он не хотел скандала, хотя, повторяю, он не убивал Маркову, Кабанову…
– Беллочку?
– Нет.
– Наташу?
– Нет.
– Лену Воробьеву, свою последнюю жену!!!
– Говорю же, нет, впрочем, и других супружниц тоже! На Чванове крови нет. Хотя он покрывал убийцу изо всех сил!
– Ничего не понимаю, – удрученно пробормотала я, – кто же тогда?
Дегтярев, словно актер МХАТа, замолчал и выдержал паузу. Повисла тишина.
– Говори скорей, – не утерпела я.
– Дашутка, ты знаешь, что такое бартерная сделка?!
Я окончательно растерялась.
– Вроде да. У меня есть нефть, а у тебя сыр. Вот мы и меняемся, без денег, природное ископаемое на продукцию животноводства. Но при чем тут бартер?
– Имеется у меня сотрудник, – как ни в чем не бывало сказал приятель, – Веня Комаров, отличный парень.
– Ну и что?
– Жениться собрался, – вздыхал Дегтярев, – только, сама понимаешь, денег на свадебное путешествие нет, вот, собрали отделом немного, на билет до Парижа хватит!
Я усмехнулась.
– Без вопросов. Твой Веня может жить у нас в доме сколько угодно.
– Сколько угодно не получится, у него отпуск десять дней…
– Ладно, – вздохнула я, – хорошо, меняемся. Веня Комаров поедет с молодой женой во Францию, в гости к нам, а ты прямо сейчас расскажешь мне все! Но только в подробностях.
– Идет, – мигом согласился полковник, – но бога ради, не перебивай меня! Терпеть не могу твою дурацкую манеру влезать с вопросами!
– Давай, давай, – велела я и обратилась в слух. Начал Дегтярев издалека.
Андрей Владимирович Чванов, впрочем, в те годы мужика никто не звал по отчеству, прибыл в Москву из городка Расплетово, затерянного в Уральских горах. Честолюбивый мальчик, обладатель золотой медали, хотел во что бы то ни стало попасть в столичный вуз. Андрей видел себя медиком, обязательно хирургом. Экзамен паренек сдал легко и был зачислен на первый курс. Шесть лет Андрюша упорно трудился и в результате получил направление в аспирантуру. Когда же еще через три года диссертация была написана и близилась защита, перед будущим кандидатом наук встала нешуточная проблема. Московской прописки в паспорте нет, а по распределению отправят в какую-нибудь тмутаракань, где придется одному отдуваться за всех: рвать зубы, вправлять
Андрюша же хотел остаться в Москве. Кандидатская его была посвящена щитовидной железе, более того, заведующий отделением одной из городских больниц собирался взять молодого, перспективного хирурга к себе… Весь вопрос упирался в прописку.
Андрюша не долго колебался, он решил вопрос традиционным для провинциала путем: женился на москвичке. Чванов-то и сейчас еще ничего, а в 25 лет был просто красавцем, по парню вздыхало пол медицинского института, но он выбрал не медичку, а Настю Карамзину, дочку более чем обеспеченного ювелира.
Уж не знаю, как с ее стороны, но с его брак был заключен по расчету. Да Андрей этого особо и не скрывал, но, как это часто случается, супружество, основанное не на чувствах, а на разуме, оказалось крепким. Через несколько лет Андрей даже начал испытывать к жене нечто, похожее на любовь. Тем более что она родила существо, которое Чванов начал обожать сразу, только взяв в руки кулек с младенцем. Наверное, потому он назвал дочь Никой, именем богини победы и удачи.
С раннего детства Никуша вертела папой. Она одна могла рыться у него на письменном столе или в шкафу. Услышав ее голосок в трубке, Чванов мигом выгонял из кабинета всех, чтобы решить проблемы дочери: рассказать, как пишется правильно слово «бюллетень», пообещать оформить реферат по зоологии…
Ника, со своей стороны, обожала отца. Все свои обиды и тайны она доверяла ему, а не матери. Честно говоря, Настю дочь недолюбливала, ревновала к папе…
В доме Чвановых существовала незыблемая традиция. Ровно в десять вечера, несмотря ни на что, Андрей Владимирович ложился в кабинете на диван, Ника забивалась к нему под плед и целый час, а иногда и больше, рассказывала о своих делах. Небо могло рухнуть на землю, но доктор ни за что бы не отменил разговора с дочерью. Все знакомые знали: бесполезно просить Андрея посидеть еще за столом. Ровно в полдесятого он поднимется и уедет. Отправляясь в загранкомандировки, Чванов в урочный час звонил Нике. Потом приходилось оплачивать километровые счета, но Андрею было наплевать на деньги, главное – дочь услышала его голос, она знает, что папочка скоро вернется и решит все проблемы…
Когда Никуша пошла в первый класс, отношения между родителями начали стихийно портиться. Настя упрекала мужа в отсутствии внимания, скандалы стали вспыхивать по любому поводу. Никочка всегда оказывалась на стороне папы… Так прошло несколько лет.
Летом, когда Нике исполнилось десять лет, они с мамой дико поругались. Ссора началась из-за пустяка и переросла в жуткий скандал. В пылу битвы Ника, особенно не стеснявшаяся в выражениях, полностью потеряв над собой контроль, выкрикнула:
– Чтоб ты сдохла! Нам с папой без тебя только лучше будет!
Настя схватилась за сердце, Ника опрометью кинулась в свою комнату. Правда, через минут десять, остыв, девочка стала испытывать угрызения совести. Все-таки нехорошо так говорить маме. А Никочка, хоть и избалованная без всякой меры, была девочкой совестливой, да и мама уж не настолько плоха… Конечно, папа лучше, да ведь и мамочка родная…
Промаявшись какое-то время, Ника решила идти к маме с повинной. Время приближалось к часу ночи, ругаться они начали где-то в полдвенадцатого. Собственно говоря, весь сыр-бор загорелся из-за того, что Настя велела Нике идти спать…