Хобби Сереги Костикова
Шрифт:
Уже после первого выстрела беглец нырнул лицом в не до конца растаявший сугроб на грядке, но Заводнов не отказал себе в удовольствии нажать на спусковой крючок еще четыре раза – пока патронник не оказался пустым. После каждого выстрела парень дергался всем телом,
Капитан Клюев действовал не менее решительно, чем начальник, – уже через минуту руки горе-беглеца были связаны за спиной его же брючным ремнем, и он, до смерти перепуганный, назвал свое имя – Дмитрий Лаврушин. На следующий вопрос, заданный подполковником Заводновым, – где деньги, Лаврик молча уставился на свой старенький «Жигуленок».
Багажник машины открыли, как только в Огниково приехал наряд местной милиции, с которым Клюев договаривался о подстраховке. Подзадержались, конечно, коллеги капитана, но, может, оно и к лучшему. Глядишь, при них и не сработал бы включенный подполковником Заводновым «наивняк».
В багажнике оказался брезентовый мешок – тот самый, что три дня тому назад взял с собой Костиков на Хорошевский маршрут, и в который его напарник Боярин складывал набитые деньгами, опломбированные инкассаторские сумки. Самих сумок в мешке не оказалось, по словам Лаврушина, они остались в бане – вместе с Вячеславом Лисавиным. Зато все деньги из тех сумок были в этом самом брезентовом мешке…
Домой в Москву Серега Костиков вернулся под вечер. В этот день и в это самое время в самый раз было бы занять место на
Так, возможно, и сделали капитан Клюев и полковник Заводнов. Но, скорее всего, и они в этот раз пропустили праздник открытия охоты, которое затмило другое яркое событие – оперативное раскрытие серьезнейшего преступления.
Бутылку пшеничного виски, купленную специально для товарища генерала, открыли в деревне Огниково, а допили у железнодорожной станции Манихино, куда Заводнов распорядился добросить своего другана, талантливейшего человечищу, скульптора Шубу. Там Костикова посадили на электричку, а водитель-сержант повез начальников в Гагаринское охотхозяйство. В электричке Серега благополучно отключился, и добрые люди разбудили его только на платформе Рижская, откуда он, не менее благополучно добрался на метро по прямой до Коньково.
Дома он первым делом тщательно вымыл и насухо вытер руки, потом прошел в комнату и уселся за стол, на котором стояли три неубранные платформочки: пустой бревенчатый плот, остров-пляж – с шестью живчиками и заснеженная поляна – с кучкой пепла посередине.
– Привет, мелкота! – улыбнулся скульптор взиравшим на него снизу вверх Любке, Фуфелу, Боярину, Борисычу, Вике и Шубе. – Соскучились? А как там остальные обитатели Застолья?