Хочешь мира…
Шрифт:
Проблемы выплывают, когда боевую задачу ставит начальник штаба 2-й болгарской армии, который передовой и не видывал! А хотелось бы подробностей.
Ладно, хватит ворчать! По информации разведки турецкие укрепления на этом направлении не достроены, батарея стоит под открытым небом, а боеприпасы хранятся рядом на грунте. Не цель, а мечта для бомбардировки с воздуха.
И при этом фактически только эта батарея и мешает болгарам взять этот самый Курт-Кале. Если проделать это быстро, турки могут не успеть подорвать мост через реку Марица, и тогда «братушки» прямо
Но сейчас-то ему свезло. Считай, при зарождении боевой авиации присутствует. Все шансы на успешный рост! Только воюй-ка надо, и всё само придёт.
— Командир, доверни вправо на пятнадцать градусов! — раздался в шлемофоне голос штурмана. — Расчётный срок — девяносто секунд до цели!
Пилот глянул на высотомер и набрал еще около тридцати метров. Всё, высота расчётная, а скорость… Добавим немного!
Та-а-ак, ну и где тут они?
— Командир, правее!
О, точно! Еще немного вправо довернул.
— Вышел на боевой курс! — сам себе доложил он.
Дождался, пока цель скроется под фюзеляжем, и скороговоркой пробормотал:
— По два пуда на крыло, получите прям в табло[2]! — после чего скоренько щелкнул тумблерами сброса обеих бомб. Самолёт ощутимо дёрнуло. Да, так куда удобнее, чем у итальянцев, которые вручную небольшие бомбочки бросали. В Беломорске всё продумали, даже ещё не начав воевать. Хотя… С другой стороны, тридцать один с половиной килограмм руками тягать было бы не просто.
Тут внизу рвануло так мощно, что их машину замотало по курсу. Хор-ро-шо-о! И главное — сразу ясно, что поставленная задача выполнена и цель уничтожена. Вылетали на бомбардировку они звеном, но двум оставшимся машинам, похоже, придется другие цели выискивать.
— Командир, правы ведомый доложил по рации, цель уничтожена! — подтвердил голос в шлемофоне.
— Домой!
Прифронтовой аэродром, 20 вёрст за линией фронта, 19 октября 1912 года, суббота, получасов позднее
— Николай Константинович, а что за считалку ты там бормотал? — полюбопытствовал штурман после приземления.
— А это, тёзка, я вместо секундомера. Смотреть на него в бою неудобно, я и подобрал текст, чтобы и по теме, и произнести можно было точно за то время, что бомбы до цели долетают.
Турецкий фронт, недалеко от Куманова, 23 октября 1912 года, среда
— Господин капитан, подпоручик Рябоконь по вашему приказанию прибыл!
Да, с началом боевых действий его из вольноопределяющихся перевели, присвоили офицерское звание, пусть и младшее.
— Ладно, Артём, не тянись наедине-то! — с лёгкой досадой приказал Ухтомский. Капитана, кстати, ему пока не дали, но в армии было принято при обращении к офицерам порой пропускать все эти приставки «штабс-» и «под-». — Лучше вот, на карту посмотри. Турки в наступление
— Так туман же!
— Местные говорят, к вечеру разойдётся. Да и не такой уж густой туман. На версту ничего не разглядишь, так что артиллерии он мешает, а вот шагов на четыреста — уже стрелять можно. Турки вот тут и тут пулеметы поставили, а где-то здесь здесь — он снова ткнул в карту батарею полевой артиллерии. Обычных солдат туда посылать нельзя, посекут их из пулемётов, а то и шрапнелью накроют. Броню посылать нужно, поэтому к нам и обратились. А мы… — тут он прямо зубами заскрипел.
Артём, фактически исполнявший обязанности зампотеха[3], прекрасно его понимал. Что и говорить, прекрасно показавшие себя в степях Монголии артиллерийские грузовики да пулемётные броневики сейчас не то, что по бездорожью идти не могли, со вчерашнего дня. Когда зарядил мелкий дождичек, они безнадёжно вязли даже в том, что в шутку называлось в этих местах грунтовой дорогой.
— Нет! — решительно сказал он. — По этому киселю даже та пара полугусеничных вездеходов не пройдёт. Завязнет. А неподвижную машину турки артиллерий раздолбают. Зря только людей погубим.
Говорить это ему было противно, но… Его же позвали именно как эксперта, верно? Вот он и должен говорить, как есть, а не то, что приятно слышать.
— Э, нет, погоди! Сказать «нет», я и сам могу. Ты мне помоги придумать, что нужно, чтобы из «нельзя» стало «да, можно, если…» Вот я тебя, как своего заместителя и главного специалиста по нашей технике, и спрашиваю, если что?
— Хм… Ну, если кустов нарубить, да ветками в грязи гать настилать, эта пара коробочек может и пройти. Но сам понимаешь, это только там, где турки нас не видят. Иначе будет всё, как ты сказал — порубят из пулемётов, шрапнелью побьют.
— М-да-а… Постой-ка! А если по кустам, пройдут эти коробочки? Там ведь корни вместо гати выступят, даже лучше, они грязь крепят.
— От кустов зависит. Попробовать надо. Слишком плотные и высокие сами машину остановят.
— Ясно, пошли пробовать! Какие именно кусты нашим коробочкам по силам. А потом разведку пошлём, путь прокладывать. Вот и получится. Что сначала мы гать до кустарника проложим, а потом по кустам к нужной точке выйдем.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Маневр русских добровольцев оказался эффективным. Вечером туман разошелся, и пара 'коробочек» открыла огонь по турецким пулемётам и полевой артиллерии. Сорокасемимиллиметровый калибр пушек Гочкиса только на первый взгляд смотрится несолидно. Против целей, не прикрытых толстым слоем земли, бетона или бронёй он невероятно эффективен. А учитывая их скорострельность и наличие на «коробках» курсовых «максимов», порезвились наши знатно.
Те, разумеется, отвечали, и их было больше, но ни пули, ни шрапнель не пробивали брони. А попасть фугасным снарядом по маневрирующей цели очень непросто.