Хочешь мира…
Шрифт:
Беломорск, квартира Воронцовых, 19 августа (1 сентября) 1912 года, воскресенье, поздний вечер
Когда все гости разошлись, супруга вдруг прервала разговор о мелочах и решгительно сказала:
— А знаешь, милый, ведь Катюша и Олег Викторович правы. Прогрессисты как партия сейчас против нас. И мы думали лишь о том, как убрать из руководства своих самых оголтелых противников. А надо думать о том, как сделать эту партию нашей!
Я
— Родная, ты же знаешь, политика — это не моё! Да и грязное это дело.
— А когда мы с тобой Вильсона поддерживали, это не политика, что ли была? — улыбнулась Натали.
— То для дела было!
— Вот и сейчас не думай об этом, как о политике! Давай решать управленческую задачу — как взять эту партию под свой контроль и не получить от этого проблем. Бери лист, карандаш и черти табличку — «мероприятия», «сроки», «цели», «средства», «ответственные».
— В общем, всё, как обычно! — улыбнулся я. — А знаешь, давай прямо сейчас и начертим. Потом и спать крепче будем, с чистой-то совестью.
— Нет уж, сразу спать я тебя не отпущу! — лукаво прищурилась жена. — Два месяца тебя рядом не было! Так что будешь компенсировать всё недоданное!
— Ох, бедный я, бедный! — притворно вздохнул я и неожиданно ущипнул её. — Так опять не высплюсь! А ведь с раннего утра опять совещания, а потом ещё Хамбл на стрельбище потащит. Он тоже требует «возместить недоданное».
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Разумеется, тот план мы ещё не раз дополняли и уточняли. Но именно после его составления я вдруг почувствовал, что наши планы 'обрели объём», стали системными, что ли.
Вернее, почти стали. Оставалась в них одна зияющая дыра. И закрыть её мог только Малиновский. Сан Саныч идеально подходил для руководства Институтом научной организации труда. Потому что без конвейерного производства нечего было и думать состязаться с германцами в снабжении фронта. А конвейер — это не только машины, и даже не столько. Это в первую очередь люди. Организация малообученных и неопытных людей, включая подростков и женщин в производственные цепочки. Если всё сделать правильно, то получится то самое немецкое «порядок бьёт класс!»
Да и в других делах он был крайне необходим — в создании теории и практики программирования, в разработке национальной системы переливания крови…
Однако Институт НОТ был центральным для меня. И вот тут возникали у меня серьёзные сомнения. Человек только-только отошел от революционной деятельности. А ведь поставленная задача, говоря языком революционеров, состояла в том, чтобы «поднять эксплуатацию пролетариата на максимально возможную высоту». Захочет ли он? Согласится ли, что это временная мера, необходимая именно для того, чтобы пролетариату не стало ещё хуже, чтобы пресс войны не лёг на простых
Я этого не знал…'
Беломорск, стрельбище, 20 августа (2 сентября) 1912 года, понедельник, раннее утро
— А теперь попробуй с двух рук!
Бах! Бах! Ба-бах! Перенос стрельбы на другой сектор с одновременным изменением стойки и снова — Бах! Ба-бах! Бах!
Пауза и — Бум!
Как по мне, так очень неплохо! Пять мишеней девятью выстрелами. Промахов нет, просто некоторые цели поражал «двоечками». Но Генри, естественно, будет ворчать.
— Плохо! — подтвердил он мои опасения. — Семь с половиной секунд, это очень много. Более-менее грамотные стрелки тебя просто изрешетили бы, как ты ни вертись!
— Так я сейчас один и не хожу! — с улыбкой парировал я. — А у охраны и «нудели», и «натахи» есть. Они за это время взвод выкосить могут.
— Что за «натахи»? — непонимающе вытаращился на меня Хамбл.
— «НТшки», лёгкие пулемёты под нудельмановский патрон.Убойная вещь, и лёгкие. И спрятать в кофр можно, а перед стрельбой неожиданно извлечь.
— Во-от! — торжествующе ткнул в меня пальцем наставник. А с такими вот 'натахами пятеро стрелков покрошат и тебя, и охрану твою! Вы и рыпнуться не успеете!
— Ладно, устыдил! Буду в тир каждый день спускаться.И не меньше двух раз выезжать на стрельбище. Всё на этом? Мне вообще-то работать надо! Люди ждут.
— Не всё! — проворчал ганфайтер. — Не нравятся мне эти поделия Браунинга. А ты на них перешёл, хотя твои наганы и точнее, и надёжнее.
— Браунинг раза в полтора скорострельнее! — возразил я. — Я в один ствол могу стрелять с той же скоростью, что и из пары наганов.[7] Да еще и точнее!
— Патронов это тебе не прибавит! В двух наганах их четырнадцать, а в этой игрушке — семь.
— Зато магазин сменить — дело пары-тройки секунд. И магазинов я могу хоть десяток таскать.
— Кхе! — Генри явно не ожидал этого довода. — А если осечка? С любым револьвером я просто еще раз нажму на курок, а тебе придется «пушку» перехватывать да передёргивать затвор. Потеря темпа. За это время я тебя всего издырявлю.
— Сказал тоже! Ты и так меня дырочками покроешь. Но ты — талант!
Он ухмыльнулся, а я закончил эту затянувшуюся дискуссию:
— И вообще. Считай, что я хочу старине Джону Мозесу приятное сделать! Вот и пользуюсь его подарками. Так что, всё на этом.
— Нет, погоди! Помнишь, в Штатах наша Марьям бандитов под орех разделала, когда Бунзена охраняла. Так вот один из них, которого ещё посадили, сюда приехал. Да не дергайся, не покушаться. Девочка наша его потрясла. Влюбился говорит, жениться хочу.
— А я тут причём? Сама пусть решает!
— Отшила она его. А этот Фрэнк Ричардстон упрям, как все техасцы. Взял её в осаду.