Хочется чего-то непоправимого

Некрасов Виктор Платонович

– А можно как-то их спасти, чтобы без крови?

Камилл собрал остатки своего терпения и ответил спокойным и ласковым тоном:

– Слушай ещё раз! Кровь нужна для доказательства серьёзности наших намерений! Взявшись за наше дело, мы бросаем вызов! Мы у всех на виду, все скептически смотрят на нас. И если мы дрогнем, то лучше нам было бы и не бросать этот вызов – мы станем жалким посмешищем! Так что – дрогнем, или пойдём до конца с решимостью?

– Пойдём… Только вот… как много неожиданного тянет за собой наша решимость… Легко вычёркивать имена, написанные грамматическими

буквами, из списка живых… А за этими буквами…

– А туда не надо заглядывать, – весело сказал Камилл. – Там ничего интересного. Как в мужском туалете – в смысле неприличности туда заглядывать.

«Время раковины» – так во дворце Константина неформально назывался период, когда император заканчивал работу на сегодня. Это долгожданный момент отмечался белым флагом с изображением закрытой раковины, вывешенным из окна канцелярии и означавшим, что сегодня с тобой никаких служебных неприятностей уже не случится. Во время раковины наступало массовое расслабление.

Но не для Авилия Скульптора. Он шёл по атриуму с озабоченным видом, и стража расступалась перед ним. И вот он уже открывает резную дубовую дверь, украшенную золотым вензелем «CR».

– Скульптор пришёл! – обрадовался Константин. – Пить будешь? Ты, вообще, когда-нибудь пьёшь? А я вот пью. Иногда. И вот сейчас как раз это самое иногда.

Император выпил, и подошёл к Скульптору.

– Ты мой самый доверчивый друг. Нет, доверяемый, это я доверчивый… Или наоборот… Этот старый козёл Фалерей только деньги грёб, а ничему не научил! А чего ты, собственно, припёрся, когда я отдыхаю?!

– Государь, я хотел уточнить вопрос о медике Клеонуре. Аугуста им изрядно дорожит. Может, пусть живёт уже?

– Клеонур… Кто такой Клеонур? Ах, Клеонур! Ну, так бы и сказал: Клеонур! А то всё, Клеонур, Клеонур… Нет, друг Скульптор! Как тебе объяснить… Ты у нас на самой щепетильной должности, и должен вникать в суть вещей, поэтому, слушай. Тут дело не в плохости человека, дело в складе его мировоззрения. Клеонур – он самый опасный источник переворота и революции! Понимаешь, сам он, наверняка, замечательный парень, но он – рассадник и питательная среда для презрения к власти. Вот что главное – для него нет никаких авторитетов! Ни императоров, ни полководцев! Он даже Галерия может на марафонскую дистанцию послать кубарем катиться до самого финиша! Нет, Галерия уже не может… а меня может!.. Представляешь, мою мать называли грязной шлюхой, а я стоял и улыбался!.. Или сидел и улыбался?.. Да какая разница – мою мать называли потаскухой, а я улыбался!…

– Кто называл, Клеонур? – удивился Скульптор.

– Ну, ты ляпнешь тоже! – раздражённо сказал император. – Он не называл, там было кому называть и без него.

– Тогда в чём его вина? – с недоумением спросил Скульптор.

– Да кто ты такой?! – внезапно вызверился Константин. – Ты судьёй себя возомнил?! Я тебе доводы и аргументы должен приводить?! А ты будешь оценивать их убедительность?! Ты шавка, тебе сказали – ты и выполняй! Пошёл отсюда!

Однако, через пару секунд самодержец снова остыл.

– Скульптор, стой! Прости, друг, занесло меня… Ты, конечно, должен быть в курсе, ты ведь главное

действующее лицо. На щекотливой должности. А действовать надо всегда осознанно. Понимаешь, его вина в том, что он оказался на высоте. А на высоте должен быть я! Давай оформим это так: попытка узурпации трона. Я же тогда не знал, что императором стану, а то бы я… А что бы я?! А ничего – так бы стоял, и так бы улыбался… Губке никогда не стать кораллом… Видишь, как я делаю тебе работу… Прямо на глазах у Клеонура. Ты понимаешь, о чём я? Тихо, ласково, естественно, а потом аугусте искренние соболезнования… Ну, что я тебя учу, в самом деле!.. И поторопись! Нам ещё везёт, что аугуста его на рынки и агоры не отпускает. Пока не отпускает…

– Я всё понял государь: Клеонур первая в очереди опасность для государства.

– Нет, ну зачем ты так!.. Я же тебе говорил, он, наверняка, хороший врач… Но он всегда будет упрёком моей жизни. Избавь меня от упрёка. Стой, Скульптор! Что ты хотел мне сказать?! Я же твою натуру полностью изучил – когда у тебя опускается уголок рта под поднятой бровью, это значит, ты хотел возразить! Ну-ка, возражай!

– Есть версия, государь, что упрёки жизни после своей смерти становятся ещё страшнее. В этом зале Диоклетиан прятался от призрака Апера. Я не хотел говорить, это под твоим давлением.

– Да! – неожиданно расхохотался император. – Я только что из тебя выдавил твою суть и обомлел: какие эпитеты, какие метафоры!.. Так вот он, настоящий правитель нашей державы! Это теперь твои палаты, Скульптор, – вселяйся! А я возьму под мышку матрас и одеяло и пойду на твою квартиру! Исправим недоразумение истории! Чего зенками лупаешь?! Лучше уйди на этом этапе нашего задушевного разговора, а то опять чего-нибудь наговорю! И никогда не состязайся со мной в образности речи! «Слушаюсь», «Рад стараться», «Не могу знать», «Разрешите выполнять» – вот тебе список твоих самых цветастых метафор!

На следующее утро в опочивальню Константина ворвалась Елена.

– Вот запись твоего вчерашнего разговора со Скульптором! О, мрачные небеса надо мной, как я могла вырастить такое чудовище?!

– А ты меня, что, разве растила? – удивился Константин, зевая и потягиваясь. – Ты меня даже не родила, ты меня испражнила и забыла.

– Если это задумывалось оскорблением, то получилось в твой адрес.

– Мама, я не помню ни разу, чтобы ты меня целовала! Разве, может быть, в каких-то церемониальных случаях… А вот так, от душевного порыва, не просчитывая последствий…

– Материнской любви, как ты знаешь, я не обучена, а просчитывать последствия – это совсем не плохая черта характера.

– Вот! – обрадовался император. – Её-то я и унаследовал! Именно потому и превратился в чудовище. Я, конечно, впечатлён оперативностью твоих осведомителей, но у меня тоже имеется стенограмма твоей ругани с Клеонуром, где он тебя называет родоначальницей династии уродов. Было? Было! А ты можешь гарантировать, что он эту свою гипотезу не выскажет на каком-нибудь многолюдном базаре? Его услышат бездари, пьяницы и неудачники: «Так вот в чём причина всех наших бед!». И пошла волна бунта, расходящимися кругами.

Конец ознакомительного фрагмента.