Хочу быть сильным
Шрифт:
– Не читал, - говорю.
Нинуля вздрогнула и пошла обедать с коллегой Барабановым...
Возвращаясь с работы, я повстречал геолога Тищенко. Тищенко был, по обыкновению, с некрасивой девушкой.
– В Ханты-Мансийске свободно продается Кафка!
– издали закричал он.
– Чудесно, - сказал я и, не оглядываясь, поспешил дальше.
– Ты куда?
– обиженно спросил геолог.
– В Ханты-Мансийск, - говорю. Через минуту я был дома. В коридоре на меня обрушился сосед-дошкольник Рома. Рома обнял
– А мы с бабуленькой Кафку читали! Я закричал и бросился прочь. Однако Рома крепко держал меня за ногу.
– Тебе понравилось?
– спросил я.
– Более или менее, - ответил Рома.
– Может, ты что-нибудь путаешь, старик? Тогда дошкольник вынес большую рваную книгу и прочел:
– РУФКИЕ НАРОДНЫЕ КАФКИ!
– Ты умный мальчик, - сказал я ему, - но чуточку шепелявый. Не подарить ли тебе ружье? Так я и сделал..."
– Браво!
– сказала Фрида Штейн. Я заказал еще шампанского.
– Я знаю, - сказала Фрида, - что вы пишете новеллы. Могу я их прочесть? Они у вас при себе?
– При себе, - говорю, - у меня лишь те, которых еще нет.
– Браво!
– сказала Фрида.
Я заказал еще шампанского...
Ночью мы стояли в чистом подъезде. Я хотел было поцеловать Фриду. Точнее говоря, заметно пошатнулся в ее сторону.
– Браво!
– сказала Фрида Штейн.
– Вы напились как свинья!
С тех пор она мне не звонила.
Дни тянулись серые и неразличимые, как воробьи за окнами. Как листья старых тополей в унылом нашем палисаднике. Сон, кефир, работа, произведения Золя. Я заболел и выздоровел. Приобрел телевизор в кредит.
Как-то раз около "Метрополя" я повстречал бывшего одноклассника Секина.
– Где ты работаешь?
– спрашиваю.
– В одном НИИ.
– Деньги хорошие?
– Хорошие, - отвечает Секин, - но мало.
– Браво!
– сказал я.
Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки.
Выпили.
– Отчего ты грустный?
– Секин коснулся моего рукава.
– У меня, - говорю, - комплекс неполноценности.
– Комплекс неполноценности у всех, - заверил Секин.
– И у тебя?
– И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности.
– Браво!
– сказал я. Он заказал еще водки.
– Как там наши?
– спросил я.
– Многие померли, - ответил Секин, - например, Шура Глянец. Глянец пошел купаться и нырнул. Да так и не вынырнул. Хотя прошло уже более года.
– А Миша Ракитин?
– Заканчивает аспирантуру.
– А Боря Зотов?
– Следователь.
– Ривкович?
– Хирург.
– А Лева Баранов? Помнишь Леву Баранова? Спортсмена, тимуровца, победителя всех олимпиад?
– Баранов в тюрьме. Баранов спекулировал шарфами. Полгода назад встречаю его на Садовой. Выходит Лева из Апраксина двора и спрашивает:
"Объясни
– Браво!
– сказал я.
Он заказал еще водки...
Ночью я шел по улице, расталкивая дома. И вдруг очутился среди колонн Пушкинского театра. Любовники, бретеры, усачи прогуливались тут же. Они шуршали дакроновыми плащами, распространяя запах сигар. Неподалеку тускло поблескивали автомобили.
– Эй!
– закричал я.
– Кто вы?! Чем занимаетесь? Откуда у вас столько денег? Я тоже стремлюсь быть хозяином жизни! Научите меня! И познакомьте с Элиной Быстрицкой!..
– Ты кто?
– спросили они без вызова.
– Да так, всего лишь Егоров, окончил матмех...
– Федя, - представился один.
– Володя.
– Толик.
– Я - протезист, - улыбнулся Толик.
– Гнилые зубы - вот моя сфера.
– А я - закройщик, - сказал Володя, - и не более того. Экономно выкраивать гульфик - чему еще я мог бы тебя научить?!
– А я, - подмигнул Федя, - работаю в комиссионном магазине. Понадобятся импортные шмотки - звони.
– А как же машины?
– спросил я.
– Какие машины?
– Автомобили? "Волги", "Лады", "Жигули"?
– При чем тут автомобили?
– спросил Володя.
– Разве это не ваши автомобили?
– К сожалению, нет, - ответил Толик.
– А чьи же? Чьи же?
– Пес их знает, - откликнулся Федя, - чужие. Они всегда здесь стоят. Эпоха такая. Двадцатый век...
Задыхаясь, я бежал к своему дому. Господи! Торговец, стоматолог и портной! И этим людям я завидовал всю жизнь! Но про автомобили они, конечно, соврали! Разумеется, соврали! А может быть, и нет!..
Я взбежал по темной лестнице. Во мраке были скуповато рассыпаны зеленые кошачьи глаза. Пугая кошек, я рванулся к двери. Отворил ее французским ключом. На телефонном столике лежал продолговатый голубой конверт.
Какому-то Егорову, подумал я. Везет же человеку! Есть же такие счастливчики, баловни фортуны! О! Но ведь это я - Егоров! Я и есть! Я самый!..
Я разорвал конверт и прочел:
"Вы нехороший, нехороший, нехороший, нехороший, нехороший!
Фрида Штейн.Р. S. Перечитайте Гюнтера де Бройна, и вы разгадаете мое
сердце.
Ф. Штейн.Р. Р. S. Кто-то забыл у меня в подъезде сатиновые
нарукавники.
Ф. Ш."Что все это значит?!
– думал я. Торговец, стоматолог и портной! Какой-то нехороший Егоров! Какие-то сатиновые нарукавники! Но ведь это я Егоров! Мои нарукавники! Я нехороший!.. А при чем здесь Лев Толстой? Что еще за Лев Толстой?! Ах да, мне же нужно перечитать Льва Толстого! И еще
Гюнтера де Бройна! Вот с завтрашнего дня и начну...