Хочу с тобой

Вечная Ольга

Мы с Родионом снова сцепляемся.

— Данила, блть! Шубин отлично знает рынок. Дела отца идут не так шикарно, как ты себе нафантазировал. Иван Ильич докажет.

— Закатать самую плодородную землю в стране под асфальт? Охренеть какая шикарная идея! — не выдерживаю уже я.

— Не всю, а только часть.

— За двадцать миллионов не продам, Родион, — повышаю голос, тоже подходя к окну.

Смотрю на открывающийся пейзаж. А управляющий прав: красиво. Отец знал, какую комнату оборудовать под кабинет. Из моей детской вид был на сарай. Мысли

в голове роятся.

— Зато быстро и без хлопот. Двадцать миллионов, плюс дом этот старый сбагрим, технику... нормально выйдет.

— Я похлопочу лучше. Родион, сумма смешная. — Я облокачиваюсь спиной на подоконник. — На лоха рассчитанная. Я понимаю, что тебе не терпится избавиться.

— А ты теперь знаток? — всплескивает он руками.

— Кое-какой опыт работы с разными компаниями имеется, — обрубаю сразу.

— И о чём тебе говорит этот опыт? Ты потенциального, нашего главного покупателя сейчас на х*й послал! — психует Родион. — Так в Москве дела делаются? Он покраснел весь!

Иван Ильич кашляет, пряча губы за ладонью. Но уже кажется, что он скрывает не астму, а смех.

Мне вдруг тоже становится смешно.

— Давай, смейся! Ты даже не представляешь, с кем связался! — продолжает Родион. — Шубин на днях заявил: если не продадим за эти деньги, отберет так.

— А ты поменьше с ним общайся. И обещай.

— Пздц! — орет Родион и вновь падает в кресло, которое подозрительно опасно скрипит.

Кулак был тем еще скрягой — не удивлюсь, если кресло было выпущено в год рождения хулиганки Марины.

Брат закрывает лицо руками, будто вот-вот расплачется.

— Думал, отец помрет — счастье наступит. Но нет, на его место второй такой же приперся. Тьфу ты! — плюет он на пол, встает и уходит, распахнув дверь настежь и не потрудившись закрыть.

— Мальчишка, может быть, и прав, — неуверенно нарушает молчание управляющий. — Шубин — та еще крыса. Связываться опасно.

Я качаю головой.

Иван Ильич тоже встает, неожиданно хлопает меня по плечу и уходит.

Оставшись в одиночестве, я задумываюсь. Опыт работы подсказывает, что легко не будет. Но одно дело — сомневаться, продавать ли бизнес, другое — отдать его за бесценок. С другой стороны, если компанию люди влиятельные мысленно присвоили и распилили, то удержать на плаву ее будет непросто. «Пятьдесят на пятьдесят», — сразу говорю клиентам, когда к работе приступаю. Рискуем.

Нужны ли эти риски в отношении наследства, которое свалилось на голову просто так? Нужен ли этот гемор? Или сделать, как говорит Родион, продать всё на хер, получить хоть сколько-то и свалить. Чтобы никогда больше не возвращаться в это место. Забыть о его существовании.

Стены кабинета на меня давят. В детстве я боялся этого места до усрачки. Если отец велел идти к нему и ждать, значит, пздц полный. Страшнее этого ничего не было в жизни. Когда отец говорил: «Я тебя, падла, убью сейчас», — я понимал, что убьет и не дрогнет. Каждый раз.

Какой там продать! Я сжечь мечтал это место и сплясать на пепелище.

Бросаю взгляд на тяжелый резной стол, огромный шкаф с полками до потолка, уставленными книгами и статуэтками.

Так какого хрена я, спрашивается, делаю сейчас?

Пульс начинает опасно частить, я достаю телефон, чтобы переключиться, и набираю номер Марины. Павел не так давно скинул. Сегодня в храме я услышал о ее семье неприятно странные слухи, надо бы переговорить с девчонкой.

Усмехаюсь собственным мыслям. Какое, блть, благородство! Разумеется, я не ее хочу до внезапной одури, а помочь по-человечески. Ну-ну. Меценат хренов.

На встречу с Мариной опаздываю. Бросаю взгляд на часы, потом на дорогу. Дождь вот-вот зарядит снова, молнии вдалеке, гром. Ливни на юге беспощадные.

График битком с утра, несмотря на воскресенье. Проблема в том, что завтра он свободнее не станет. Поэтому увидеться лучше сейчас. Расскажу ей, кто я и что помочь не против. Она человек светлый, я от таких обычно держусь подальше. Но они меня иногда умиляют.

Когда до въезда в станицу остается примерно полкилометра, я останавливаюсь на перекрестке, пропуская машину. Но она, машина, почему-то не едет дальше, а путь мне перегораживает. Из нее народ высыпает. Следом еще одна подъезжает.

Один из подошедших мужиков стучит по окну:

— Выйди, поговорить надо.

Глава 12

Редкий дождь барабанит по лобовому, а я — пальцами по рулю.

Что ж. Быстро они среагировали.

Думал, что хотя бы один вечер у меня есть. Вечер в компании хорошенькой блондинки с большими голубыми глазами и перцовым баллончиком в сумке. Откуда ни возьмись берется тоска по сорванным планам.

Я выхожу из машины.

— Какие-то проблемы, мужики? — говорю, напрягаясь. — Проезд освободите.

Слева и справа канавы, не свернуть. Путь перекрыт в обе стороны тяжелыми внедорожниками.

Темнеет. Чертов юг, в семь вечера уже закат. Мы стоим на дороге за станицей, трафик тут нулевой. Смешно я попался. Сто миллионов. Для большинства это целое состояние. Могут ли убить за такую сумму? Возможно, скоро мы узнаем ответ на этот вопрос.

Их шестеро, настроены агрессивно. У двоих биты. Драки не избежать. Я сказал «драки»? Да они просто убьют меня и закопают.

— Проблемы есть у тебя, — говорит мне самый борзый, тычет пальцем, кривляется. — За языком ты, падла, не следишь. Плохо это.

— Впредь буду. Шубину привет передавайте и мои извинения. Если это всё, то мне ехать надо. Опаздываю.

— Доставай трубу, кулацкий ублюдок. Щас сам извинишься. Номер продиктую.

Окружающие подходят ближе.

— И побольше искренности в голосе. Раскаяния. Добавь мольбы, — тявкает кто-то слева.

— У вас тут прям девяностые, пацаны, — говорю я со смешком, доставая мобильный.

— У нас тут юг и дела решаются по-простому. Ты зря вернулся, столица тебе больше подходит. И чем быстрее ты отсюда туда свалишь, тем лучше для здоровья.