Хочу тебя любить
Шрифт:
Проходит больше двадцати минут, а Бойки все нет.
Меня слегка потряхивает, это все еще от волнения и горячего нетерпения. Но под свитером образуется испарина. Одежду пропитывает влага, и вот тогда я начинаю замерзать. Сунув ладони в карманы куртки, безостановочно вышагиваю по аллее. Мало того, что переживания разгораются, откуда-то возникает злость.
Тридцать пять минут!
Да где же он?
Боже… А вдруг вообще не приедет?
Я его… Устрою ему!
Терпение заканчивается. Чувствую, что такими темпами при встрече вывалю много лишнего.
Ну,
Господи…
Вглядываюсь в подъезжающие к общаге машины и каждый раз разочарованно вздыхаю. А когда вижу, наконец, своего Бойку, на несколько секунд оторопело застываю. Он идет пешком. Замечает меня раньше, чем я его, очевидно. Шагает неторопливо, но уверенно, прямиком ко мне. И когда подходит совсем близко… Только его вид не позволяет мне раскричаться, предъявить какие-то обвинения, укорить в беспечности и равнодушии, потребовать объяснения… Все это застревает внутри меня, когда я вижу его глаза – воспаленные до красноты, со странным блеском и непонятными мне чувствами.
Грудь окатывает жаром и сковывает огненными кольцами. Масса неразбавленных, неожиданно мощных, абсолютно неконтролируемых и по-прежнему неопознанных эмоций толкается мне в горло.
Я не знаю, что сказать. Я не могу ничего сказать! Меня будто физически ранит этот его взгляд. В какой-то момент кажется, что Бойка пьян или вообще под действием чего-то тяжелого – у здоровых людей не бывает таких глаз. Однако буквально спустя пару секунд понимаю, что все его реакции нормальные. Беспокойными являются только глаза.
– Привет, – с трудом выдыхаю я, чтобы как-то начать.
Бойка на приветствие не отвечает. Не удосуживается даже кивнуть. Моргает, задерживая веки закрытыми. И снова смотрит так, что все горит. Качнувшись к нему, инстинктивно стискиваю ладони в кулаки. Их разбирает безумная дрожь, пытаюсь ее тормознуть и дождаться какого-то развития.
– Ты была права, – выговаривает, наконец, Кир. По интонациям ничего не пойму. В чем права? Когда? Что случилось? Ломая голову, все, что помню, перебираю. Однако все зря. Следующая сухая фраза в одну жгучую секунду все проясняет: – Ничего не получится.
Резко захватывая ртом воздух, неосознанно ищу происходящему какую-то аналогию. Мне кажется, что я – это не я, а разогнавшийся до предела автомобиль, который на полной скорости влетает в стену. Вдребезги. Жизнь и силы махом сливает. Все, не больно. Если анализировать ситуацию, смотреть на нее со стороны должно быть легче. Но… Мне не легче.
Я не реагирую. Пауза затягивается. И Бойка, выдавая совсем не те эмоции, что мне бы хотелось, тихо спрашивает:
– Ты как?
– Нормально, – быстро отзываюсь я. – Просто это самое ужасное, что я когда-либо слышала. А так нормально.
Судорожно тянем воздух. Как всегда, в унисон.
Глаза в глаза – беспощадно, отчаянно, беспомощно. Взгляды говорят совсем не то, что голоса. Только я сейчас не способна полноценно осмыслить то, что вижу. Инстинктивно блокирую, хоть и смотрим друг на друга слишком долго. Бесконечно. Позже буду перерабатывать, сейчас сил не хватит. Нужно запоминать, уверена я.
В любой другой
Я обескуражена. Каждая секунда жизни мне вдруг с трудом дается. Но я смотрю, считываю, жду дальнейших слов, которые Бойко выдаст без моего давления. Мне это нужно, чтобы понять. Потому что я не понимаю. Я все еще не понимаю! Только чувствую, что это что-то очень плохое и вместе с тем как будто пустое.
С воинственным настроем принимаю следующую информацию:
– Мы не можем быть вместе.
– А порознь? Можем? – в тон ему совершенно ровно это выговариваю.
И Кир впервые отводит от меня взгляд. Скашивает куда-то в сторону. Что думает? Я дура, что ли? Чувствую, как ему больно. Как сложно! Умираю вместе с ним, но пытаюсь понять, что и зачем он делает. Дура, наверное. И пусть. Вообще плевать.
– Давай разрулим все спокойно, – то ли просит, то ли требование какое-то выдвигает Бойка. – Не плачь из-за меня, хорошо? – все-таки просит, просто голос сам по себе грубый, еще и напитанный эмоциями, которые он зачем-то пытается глушить. – Не хочу, чтоб тебе было больно. Не надо, договорились?
Смотрит… Как он смотрит!
Больно и некомфортно это выдерживать. Но я выдерживаю.
– Ты же гордая, Центурион, – сказав это, какую-то странную гримасу проталкивает. Старается улыбнуться? Лучше не надо. Мурашки по коже. Дичайший озноб. – Я не заслуживаю, чтоб ты убивалась. Просто… Просто забудь меня, – говорит это и закусывает губы.
Натужно тянет воздух. Я сглатываю и повторяю за ним.
– М-м-м… – пытаюсь запустить ответную реакцию. – Просто? Хорошо, – для верности киваю. Вдруг не слышит? Хочу, чтобы слышал! Прочищая горло, повышаю голос. – Вообще легко забуду, – но выдаю это обманчиво равнодушно. Бойка же, стискивая до скрежета челюсти, громко и сдавленно сглатывает, резко зажмуривается. Потому что там, в его глазах, случается взрыв. Замирая, даже дыхание торможу, пока смотрю на него. А потом, наоборот, слишком громко и часто тяну кислород. Мускулы на его лице сокращаются и фрагментами дрожат. – Что ты делаешь, Кир? Зачем? – тихо спрашиваю, когда он, справившись с эмоциями, открывает глаза.
Ухмыляется демонстративно. И быстро гасит эту показуху. Задолго до того, как выдает надтреснутым хриплым голосом:
– Я просто задолбался. Не тяну все это. Не создан.
– Для чего не создан? Для отношений?
– Угу, – и снова взгляд уводит.
– Значит, расстаемся? Больше не вместе?
Этим вопросом встряхнуть его пытаюсь. Он же громко вздыхает. Плечи и грудь высоко вздымаются. Резко опадают.
– Типа того.
– Типа того? – уточняю я, не обращая внимания на то, как в груди гулко стучит сердце. Чувствую ведь, что его собственное сейчас разрывается. Так зачем? Что случилось? – Что ты делаешь? – повторяю шепотом, с выразительной дрожью. – Кир? Скажи, что это шутка!