Хочу только тебя!

Мишель отпила из хрустального бокала глоток великолепного «шардоне» и рассеянно окинула взглядом комнату.

Мужчины все как один были в черных костюмах, белых рубашках и при бабочках, женщины щеголяли в вечерних платьях явно не из магазина готовой одежды.

Антония и Эмерсон Бейтсон-Берроуз, прекрасный дом которых славился по всему Золотому берегу Квинсленда [1] изысканными приемами, собиравшими самое блестящее общество,

— Тебе налить еще, дорогая?

Подошедший сзади Джереми по-свойски положил руку ей на талию.

Моё, словно говорил его жест. Сияющие глаза его родителей, а также ее собственных стали еще одним свидетельством их в высшей степени благосклонного отношения к намерениям Джереми.

Неужели они думают, что она не заметила их ухищрений? За последние четыре недели, в какой бы компании она пи оказалась, почти всякий раз ей встречался Джереми. Вряд ли это случайное стечение обстоятельств.

Замужество не входило в ближайшие планы Мишель, как, впрочем, и короткая любовная связь. Благодаря ежегодной ренте, полученной от бабушки, жилось ей хорошо. В свои двадцать пять лет она имела собственную квартиру, на паях с другом владела художественной галереей и не собиралась менять образ жизни.

Рука Джереми шевельнулась, и Мишель обернулась к нему с мягкой улыбкой:

— Нет, спасибо, я подожду обеда.

А когда он начнется, кстати? Неужели кто-то еще не пришел?

Мишель с любопытством заметила, как мать Джереми взглянула исподтишка па свои наручные часы.

Кто осмелился опаздывать к обеду у Бейтсон-Берроузов?

— Мама немного беспокоится, — сказал негромко Джереми. — Никос предупредил, что может опоздать.

— Никос?

Джереми посмотрел на нее с удивлением.

— Ну, Алессандрос. Грек по происхождению, своего рода нувориш, но из честных. Электроника и всякое такое. У него офисы в Афинах, Риме, Париже, Лондоне, Ванкувере и Сиднее.

— Если его австралийский офис в Сиднее, то что он делает на Золотом берегу?

— У него пентхаус в Мейн-Бич. Великий стратег. Я слышал, он заключает какую-то потрясающую сделку. — Губы Джереми дернулись в саркастической усмешке. — Вместо того чтобы лететь прямо в Сидней, решил вести переговоры с Золотого берега.

— Впечатляет, — сказала Мишель, мысленно представив себе низенького лысеющего грека с брюшком и с молоденькой шикарной женой.

— Даже очень. Отец спит и видит, как бы войти с ним в деловые отношения.

— А его круг общения?

— Ну, на соответствующем уровне. Соответствующий должно было означать не слишком хороший, так что приглашение на обед к Бейтсон-Берроузам было явно лишь частью

Все эти хитросплетения политики и деловых интересов, когда уже и вечеринка становилась не просто вечеринкой, а частью сложной стратегии, вызывали порой раздражение у прямодушной Мишель.

— Обед, потом болтовня за кофе — это часа два, а потом мы удерем и отправимся в ночной клуб, — сказал Джереми, и Мишель кольнуло, каким тоном это было произнесено — словно он был заранее уверен, что она согласится. Она уже открыла было рот, чтобы высказать ему это, когда какое-то шестое чувство ее остановило. Еще не понимая, в чем дело, она подняла голову — и у нее перехватило дыхание.

— Никос, — сообщил Джереми, но она его почти не слышала, уставившись на высокую мужскую фигуру, появившуюся в дверях.

У него были крупные черты лица, твердый подбородок и изящно очерченные губы.

Этот человек, прекрасно одетый и обладающий требуемыми здесь манерами, в душе — Мишель почувствовала это инстинктивно — безжалостный завоеватель.

Это было видно по его осанке, по тому, каким оценивающим взглядом его серо-голубые глаза обежали комнату и находящихся в ней людей.

Вот они заметили ее и остановили свое движение, оглядывая все с тем же оценивающим выражением ее светлые волосы, зеленые глаза и плавные линии фигуры в черном платье.

Мишель почувствовала, как по спине побежала волна озноба. Этот взгляд словно проникал сквозь одежду и белье, лаская ее кожу.

Темные, хорошо подстриженные волосы. Широкие плечи под прекрасно сшитым пиджаком, кожаные туфли ручной работы. Лет тридцать пять — тридцать шесть. Полная противоположность лысеющему коротышке средних лет, которого нарисовала себе Мишель.

Она, не отрываясь, наблюдала, как он идет за Антонией, представляющей его гостям. Да, в обаянии ему не откажешь, с лица не сходит улыбка, а легкие движения свидетельствуют о прекрасной физической форме.

— Мишель Жерар, — сказала, подходя к ней, Антония. — Девушка Джереми.

Никос Алессандрос сделал шаг вперед, взял ее руку и поднес к губам.

Глаза Мишель потрясенно округлились, когда он запечатлел на ее ладони чувственный поцелуй открытым ртом и тут же сжал ее пальцы.

— Мишель. — Он говорил с легким акцентом, скорее интернациональным, чем намекающим на его национальность.

Примитивнейшая уловка, имевшая тем не менее столь убийственный эффект, что кожа на ладони, там, где он ее поцеловал, горела огнем.

— Вот мы и встретились снова.

Снова? Да она его никогда в жизни не встречала! Иначе бы запомнила. Вряд ли найдется женщина, способная забыть такого, как Никос Алессандрос.

Мишель заметила удивленный взгляд Антонии и напряженное внимание на лице Джереми.

— Вы что, встречались раньше?

— Когда Мишель училась в Сорбонне, — непринужденным тоном ответил Никос.

Это что, догадка? Вряд ли. Но как он это узнал?

— Правда? — проговорила Антония после короткого замешательства.