Хочу верить…

Голосовский Игорь Михайлович

— Надо же иметь такое самообладание! — восхищенно сказал я.

— Вы послушайте, что было дальше. Она добралась до кинотеатра «Феникс», но в отличие от меня заметила, что вокруг ходят подозрительные люди в штатском, и покинула парк. Полагая, что после событий в особняке меня арестовали, она не пошла на Левобережную улицу. У нее, так же как у меня, был записан еще один адрес, который дал нам на всякий случай Мотовилов, предупредив, что этим адресом можно воспользоваться лишь в самом крайнем случае. Галя дождалась утра и пошла на Заводскую улицу. Здесь она разыскала нужный дом, постучала и… нос к носу

столкнулась с Мотовиловым. Он, оказывается, успел скрыться из своего флигеля, и теперь ждал нас.

— Как жаль, что вы не вспомнили про этот адрес!

— Я же не знал, что на прежней квартире Мотовилова меня ждет засада… Через несколько дней Галя и Мотовилов узнали о моем аресте и об отправке истекающего кровью Лагутенко в Прибельск. Спасти ни меня, ни его они уже не могли… В Реченске существовала в то время сильная подпольная организация. Патриоты взрывали склады с боеприпасами, саботировали все мероприятия оккупантов. После убийства Герда были произведены аресты, многие товарищи попали в тюрьму и в концлагеря. Каждый человек, владеющий оружием, был нужен организации. По согласованию с подпольным центром Галю оставили в Реченске. Она пробыла в этом городе до прихода наших войск и успела получить печальное известие Сушкова. Так как дочь ее умерла, а дом был разрушен, в Прибельск она не вернулась, а попросилась в армию… Галя совершила большой боевой путь. Она была радисткой, офицером связи, разведчицей… Ее наградили орденами Красной Звезды и Отечественной войны…

— Да, да, — пробормотал я. Неясная мысль, мучившая меня, вдруг стала четкой. — Галя, Галя… — сказал я. — Ну, конечно, Галя Наливайко, а почему бы и нет! Но ведь у Гали не было никакого ребенка!

— Не понимаю, — внимательно посмотрел на меня Черныш.

— Нет, нет, — ответил я, — это я просто так… Скажите, вы хорошо помните внешность Гали? Могли бы ее узнать?

— Еще бы!

Я достал из кармана завернутую в газету фотокарточку Людмилы Зайковской и протянул ему. Он развернул обертку, взглянул на фото и сказал:

— Это Галя. Какая молодая! Откуда у вас ее фото?

— Вы точно знаете, что Галя? — Кажется, я заикался.

— Ну, разумеется! — удивился он.

— Это надо записать! Сейчас же, немедленно записать, и вы должны расписаться! — Я почти кричал. — Необходимо, чтобы вы официально подтвердили. Понимаете? Официально!

— Ничего не понимаю. Что с вами?

— Подождите! — Я схватил со стола графин, налил себе воды в стакан и с жадностью выпил. — После нее остались какие-нибудь документы? Вы знаете, где она погибла? Когда. При каких обстоятельствах?

— Кто?

— Да Галя же, Галя!

— Она не погибла. Она жива.

Несколько секунд я тупо смотрел на Игоря Яковлевича, не в силах произнести ни слова?

— Что вас, собственно, так удивило? — с недоумением спросил он. — Конечно, она жива. В тысяча девятьсот сорок четвертом году я встретился с нею в разведотделе армии. Недели две мы пробыли вместе… Я даже пытался за нею поухаживать, но в самый интересный момент появился некий капитан Назаров. Он дал ясно понять, что моя предприимчивость ему не совсем нравится. Эти события я описал в тридцать второй главе. Галя сама рассказала мне о своих приключениях.

— А потом?

— Ну что потом?

Потом война окончилась, Галя демобилизовалась, вышла замуж за этого самого Назарова и уехала с ним в Архангельск. Не повезло ей, правда. Муж завербовался на зимовку на Север, да там от цинги и помер. Осталась она одна. Три года на Севере прожила, никак с поселком расстаться не могла, где капитана своего похоронила, а в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году свекор и свекровь прислали ей письмо, попросили приехать к ним в деревню на постоянное жительство, быть вместо дочери. Галя поехала и сейчас там живет. В школе немецкий язык преподает. Я ее в прошлом году видел. Она на курорт в Крым ездила, забежала ко мне на полчаса… Постарела, но все-таки еще очень красивая. — Голос Игоря Яковлевича дрогнул. Быстро взглянув на меня, он нахмурился и суховато закончил: — Вот и все. Больше, пожалуй, ничем не могу быть вам полезным.

Он взглянул на часы, видимо, уже жалея, что так разоткровенничался со мной.

— Благодарю, — ответил я очень вежливо и очень спокойно. — Не можете ли вы мне сообщить адрес Гали Наливайко?

— Могу, только она не Наливайко, а Назарова… Ярославская область, село Некрасовское, дом сорок шесть.

Я записал этот адрес и сказал:

— Большое спасибо. Простите за то, что отнял у вас столько времени.

Я был предельно сдержан и серьезен. Мне ужасно хотелось громко заорать, с размаху хлопнуть Черныша кулаком по спине или съехать верхом по перилам лестницы. Видимо, он что-то услышал в моем голосе, потому что посмотрел на меня с некоторой опаской и широко распахнул дверь.

— Был рад вам помочь. Заходите.

Последнее слово я услышал, находясь уже на первом этаже. Я пулей вылетел из подъезда, остановил первое же такси, едва не очутившись под колесами, и с улыбкой сказал взбешенному шоферу, уже открывшему рот, чтобы наградить меня ругательствами:

— В Ярославль, пожалуйста.

— В Ярославль? — переспросил он. — В город Ярославль?

— Да. — Я уже уселся рядом.

— Веселая история, — задумчиво сказал шофер. — Утром я смениться должен, и опять же дальше чем за пятьдесят километров мы не возим. По счетчику поедем? — спросил он, испытующе покосившись на меня.

— Как хотите, только быстрей!

— Была не была! — весело сказал шофер. — Двести восемьдесят километров по полтора рублика за каждый. За неделю вперед план выполню. А бензинчик, хозяин, уж за твой счет.

— Ладно.

— Ну, тогда сейчас заправимся, в канистру двадцать литров запасем — и в путь!

Мы выехали на Садовое кольцо.

— Погодите, — сказал я, когда впереди показалась площадь Восстания.

— Что, раздумал?

— Нет, заехать нужно в одно место. Тут рядом, на Баррикадной улице.

Через несколько минут одним духом взбежав по крутой лестнице, на третий этаж, я стучал в знакомую дверь. Маша открыла мне. На ней было нарядное белое платье. Копна рыжеватых волос, зачесанных затейливо и необычно от висков к затылку, светилась над ее головой, как корона. Полуоткрытые губы были чуть-чуть подкрашены. Вся она была какая-то необычная и праздничная. Все сместилось перед моими глазами и вновь встало на место.

— Простите, Маша, что я без звонка…

— Что вы, я очень рада!