Ход конем
Шрифт:
— Конечно!
— Что ж, приятно убедиться в вашей законопослушности…
«Э-э-э, батенька, да вы — хам, — мысленно отметил генерал. — Только вот не на того напали».
Не дождавшись реакции на свое заявление, адвокат несколько раз прикоснулся к виртуальной клавиатуре своего комма, потом повернул голову к ближайшему эксперту и возмущенно воскликнул:
— Ну и где телеметрия из блока «А»?
— Там же, где и обычно, — бесстрастно ответил майор Вучетич. Потом прикоснулся к какому-то, видимому одному ему, виртуальному сенсору и снова прикипел взглядом к рабочему экрану.
Марек Венцель поковырялся
— Этого недостаточно, — заметил генерал. — Вы обязаны предоставить нам файл с согласием вашего клиента, заверенным его электронной подписью, подтвердить, что ваш клиент прошел предварительный медицинский осмотр и не имеет никаких противопоказаний к полному сканированию, озвучить свою готовность к контролю над процедурой и далее по известному вам списку. Дабы, как вы недавно выразились, продемонстрировать нам свою законопослушность.
111
ЛГС — лаборатория глубокого сканирования.
Невиновен ослепительно улыбнулся, снова шевельнул кистью — и на сервер лаборатории упал весь необходимый пакет документов.
В отличие от адвоката майор Селье не собирался тратить время на игры: усевшись в свое кресло, он тут же скинул на сервер лаборатории свои идентификаторы, получил допуск категории «2-б» [112] , в темпе проверил логи УГС [113] , убедился, что процедуру еще не начинали, а потом напрямую подключился к сканеру блока «А».
112
Категория «2-б» — контроль без права вмешательства.
113
УГС — установка глубокого сканирования.
Что интересно, все его действия были уж очень лаконичны и точны — создавалось впечатление, что он уже имел дело со сканерами. Причем не как сторонний наблюдатель, а как пользователь.
«Забавно…» — подумал Климов. И пообещал себе озадачить подчиненных поиском информации о наличии у МЮ УГС.
На то, чтобы составить карту стандартных реакций Вернона Брауна, потребовалось более полутора часов: несмотря на то, что все без исключения эмоции, используемые экспертами на этом этапе процедуры, брались не из памяти, а из открытых источников, Невиновен то и дело пытался наложить на их использование свое вето:
— В этом ролике мой клиент переживает смерть своей горячо любимой тетушки! Вы не можете быть настолько нетактичными, чтобы использовать его горе в своих целях!
— Тут он отравился некачественным алкоголем, поэтому его реакция не соответствует норме!
— Это головидео — грязная инсинуация: господин Браун никогда не встречался с этой женщиной! А значит, просто не мог оказаться в ее флаере! Тем более —
Зато, как только эксперты заявили, что все необходимые данные получены и они готовы приступать к сканированию, господин Венцель посерьезнел и слегка напрягся: согласно законам КПС, любой из кусочков воспоминаний, которые могли быть получены во время этой процедуры, мог использоваться против сканируемого.
Напрягся и Герхард Селье. Но по другой причине: заместитель министра Юстиции являлся носителем государственных секретов, и присутствие при процедуре гражданского лица гипотетически могло привести к их разглашению…
В принципе второй этап процедуры — поиск участков «аномальных реакций» — тоже не требовал участия наблюдателей: в это время искин ЛГС в автоматическом режиме сверял эмоциональный фон памяти господина Брауна с имеющимися у него эталонами и копировал в свою память те их отрезки, которые могли содержать в себе искомую информацию. Однако наблюдатели следили за ней очень внимательно.
Первые двенадцать минут страница отчета, или, как ее называли в просторечии, «садок», была девственно чиста, а на тринадцатой в ней появилась первая запись — абракадабра из букв и цифр, понятная только специалистам.
Оценив ее дату и цвет — бледно-зеленый, — Климов мысленно вздохнул: с вероятностью процентов в восемьдесят пять в этот момент своей жизни семнадцатилетний господин Браун испытал несколько чувств одновременно. То есть то ли оказался в постели с объектом своего вожделения в состоянии жуткого алкогольного опьянения, то ли испытал эйфорию от приема какого-то наркотика и параллельно боялся разоблачения.
Еще через девять минут к записи добавилась вторая. Но уже ярко-красного цвета. А на двадцать седьмой минуте садок расцвел целой россыпью записей той же цветовой гаммы!
В этот момент на лице майора Вучетича, искоса поглядывающего на Марека Венцеля, промелькнула злорадная усмешка: эти метки скорее всего относились к категории «Альфа». Или, говоря иными словами, являлись следствием воздействия на мозг устройств типа «Мозголомки», «Конструктора» или фармакологических средств, аналогичных им по результатам применения. А значит, адвокату сканируемого надо было начинать придумывать объяснения поведению своего клиента.
Увы, Венцелю было не до эксперта: он угрюмо смотрел на «законника», видимо, пытаясь представить, чем для него может закончиться будущее приобщение к отдельным моментам жизни носителя государственной тайны.
Просмотр первого участка воспоминаний из «садка» подарил присутствующим несколько минут веселья: в них будущий второй заместитель министра Юстиции, заглядевшийся на трансляцию телеметрии с бота, засланного в женскую раздевалку колледжа, не услышал шагов преподавателя и оказался пойман с поличным.
Несмотря на протесты Марека Венцеля, это воспоминание просмотрели от начала и до конца. И переключились к следующему только тогда, когда убедились в том, что ситуация на голоэкране — не «постановка», маскирующая будущее воздействие на мозг.
А переключившись, мгновенно забыли про недавнее веселье: стандартный получасовой «отступ», сделанный искином ЛГС от начала аномальной реакции, «кинул» их в середину процедуры накладывания психоматрицы!
С трудом оторвав взгляд от лица оператора «Мозголомки», Климов повернулся к «законнику»: