Ход Снежной королевы
Шрифт:
От ярости у Северена все поплыло перед глазами.
– Милостивый государь! – высоким, тоненьким голосом выкрикнул он. – Что вы тут делаете? Как вы смеете…
Человек, стоявший возле бюро, поднял голову и вороватым движением, которое больше всего поразило химика, попытался захлопнуть тетрадь, но было уже слишком поздно. Химик видел его, узнал, что он интересовался его расчетами…
– Я искал вас, – забормотал незваный гость, – думал, что вы у себя, пришел к вам… а тут тетрадь… И я просто так открыл ее, чтобы посмотреть…
– Месье, вы лжете! – выкрикнул окончательно выведенный из себя химик. – Как
Андре Северен повернулся и сделал шаг к двери. За его спиной человек ощерился и достал из кармана небольшой револьвер.
– Ну ладно, месье Северен, – процедил он сквозь зубы, – раз вы не захотели по-хорошему, значит, придется по-плохому.
Химик не успел дойти до двери, когда где-то неподалеку внезапно грянул гром. Это было странно, потому что за окнами стояла зима и никакой грозы не могло быть и в помине. Но еще более странным оказалось то, что ноги Андре неожиданно подломились в коленях, и собственное тело внезапно показалось ему тяжелым, невыносимо тяжелым. «Словно оно из свинца», – успел по привычке подумать ученый. Он сумел, шатаясь, сделать еще один шаг, но на следующий его сил уже не хватило, и химик повалился на пол, нелепо раскинув руки. Изо рта его бежала струйка крови. Незнакомец спрятал револьвер, забрал тетрадь и подошел к двери.
– Я же говорил вам, месье Северен, – укоризненно промолвил он, – а вы меня не послушали.
Но Андре Северен уже не мог ничего ему ответить. Он был мертв.
Глава 4
Воронье
1. Из дневника Армана Лефера
Вновь я обмакиваю в чернила стальное перо, чтобы продолжить мой рассказ о странных событиях того странного дня. С чего же мне начать? С бледного лица Эдмонды Бретель? Но об этом я уже писал. Описать утренний завтрак, на котором впервые несколько мест оказались пустыми? Или боязливые косые взгляды и перешептывания слуг?
Да, пожалуй, начать следует с последнего.
За завтраком не произошло ровным счетом ничего заслуживающего внимания, и я удалился к себе – отрабатывать один удар, который мне никак не давался. Не прошло, однако, и пяти минут, как на пороге появилось постороннее лицо. Это был Антуан Лабиш, дворецкий.
– Можно поговорить с вами, месье? – спросил он.
Я не принадлежу к тем людям, которые считают, что лучшее в обращении с прислугой – ледяная надменность и едва скрываемое пренебрежение. Если я вижу, что имею дело с приличным человеком, я и обращаюсь с ним соответственно, но если слуга или служанка слишком многое себе позволяет, я немедленно ставлю его (или ее) на место. Что же до Антуана, то я уже давно решил для себя, что он принадлежит к первой категории. У него благородное лицо с орлиным профилем, обрамленное двумя полумесяцами бакенбард. Не знай вы о его профессии, вы бы почти наверняка приняли его за какого-нибудь герцога или потомка старинного рода. Впрочем, в наше время слуги все больше похожи на аристократов, а аристократы – на нашкодивших лакеев. Возможно, это следствие того, что они частенько меняются отцами. Последняя мысль, честно говоря, немало меня позабавила,
– Входите, Антуан, – сказал я. – О чем вы хотели поговорить со мной?
Дворецкий опасливо оглянулся, после чего шагнул в комнату и с тщательностью, немало меня озадачившей, затворил входную дверь.
– Среди прислуги ходят разные слухи, месье, – кашлянув, начал он. – Особенно после того, что произошло сегодня с мадам Бретель.
А-а, понятно. Стало быть, речь опять пойдет о привидениях.
– Граф Коломбье считает, что у нее не в меру разыгралось воображение, – заметил я.
Мне показалось, что Антуан колеблется.
– Дело в том, месье, – наконец проговорил он, – что это началось вовсе не сегодня. И даже не вчера.
Я положил шпагу и медленно подошел к креслу. Что, черт возьми, он имеет в виду?
– Садитесь, Антуан, – сказал я. – И расскажите мне то, что знаете.
Дворецкий не замедлил воспользоваться моим приглашением. Он опустился на стул возле меня и, подавшись вперед, едва различимым шепотом поведал мне о том, что уже несколько месяцев творится в замке. О том, что многие из прислуги слышат разные шумы, стуки и голоса, причем люди, вовсе не склонные к суевериям и тому подобным вещам.
– Поначалу, – шептал Лабиш, – я и сам полагал, что все это глупости. Ну, старое здание, может, ветер залетел в какую-то щель и шумит, а горничным кажется, что кто-то стонет. Но потом, – голос дворецкого упал до почти неслышного шепота, – однажды осенью я увидел в коридоре его.
– Кого? – прошептал и я, против воли завороженный его рассказом.
Антуан покачал головой.
– Я не знаю, месье. Он был в черном и скользил по полу, как тень. Как безмолвная темная тень. Лишь в одном я готов поклясться, хоть на Библии, – это не был кто-то из слуг или кто-то из тех, кто живет в замке. И, только между нами… я уверен, что он вообще был неживой.
– Значит, вы тоже его видели, – пробормотал я. – Как и Люсьен.
В глазах Антуана мелькнул страх. Нет, я не ошибся: именно страх.
– Не только видел, месье Лефер, – проговорил Лабиш. – Я еще и слышал его.
– Что вы слышали? – изумился я.
– Как он плачет. – Дворецкий облизнул пересохшие губы. – Это было ночью, месье. Я проснулся… и услышал ужасные звуки. – Рассказчик содрогнулся. – Он рыдал, как может рыдать только неприкаянная проклятая душа. Ни одному человеку не под силу произвести такие звуки.
Я немного подумал.
– Может быть, лила слезы какая-нибудь служанка? Кто-то, чья комната располагается рядом с вашей?
Антуан решительно покачал головой.
– Нет, месье. После того как умерла моя жена, комната слева пустует. А справа ничего нет, там глухая стена.
Я откинулся на спинку кресла. Антуан пришел ко мне не просто так. Он надеялся, что, может быть, я сумею отыскать всему происходящему какое-нибудь рациональное объяснение, до которого не мог додуматься он сам. Ведь, что ни говори, старый дворецкий вовсе не отличался легковерием, и его не так-то легко было испугать. Однако он сидел передо мной, зажав руки между коленями, и в его лице плескался страх.