Ходили мы походами (сборник)
Шрифт:
– Тем более, – продолжал Аркадий, чувствуя, что раз за разом поражает цель. – Тем более, пожарники рассуждать не любят. Вы их видели. Им строительный ГОСТ вынь и покажи. И убеди, что это тот самый ГОСТ. А на казино я что-то не помню, чтоб был ГОСТ.
– Что вы имеете в виду?
– Тут Аркадий рассмеялся в лицо сбитому с толку собеседнику. – ГОСТ – это государственный стандарт.
– Я знаю, что стандарт. – Замдиректора упорно пытался выбраться из-под завала разящих аргументов. – Государственный. Я так понимаю, скоро бардаки начнем строить. На них тоже стандарт?
– Обя-за-тель-но. Какая разница, школа или бардак. В этом смысле. Разве не помните, как граждане из гостиницы Россия голыми во время пожара
– Ну, хорошо, – администратор окончательно сдался и показал, что готов работать конструктивно. – Спасибо, прояснили. Что дальше делать?
– А зачем вам что-то делать? – Задушевно спросил Аркадий. – Ваше дело какое? Людей встретить. Так? Накормить. Развлечь. Меня в том числе. А мое, – тут Аркадий нажал интонацией, – помочь вам, как лучше решить проблему. Для общей пользы. Так ведь при капитализме?
На это собеседник промолчал, не был готов еще обсуждать, как при капитализме. Вышла пауза. Аркадий продолжал.
– Вам нужно составить план реконструкции помещения? Нужно. Проследить, чтобы работа была сделана в лучшем виде? Кто в этом заинтересован более меня? Никто. Еще премию получим. Не сомневайтесь. Начальство будет на рулетку бегать. Самим неудобно, деток научат. Нужно только не пороть отсебятину, а сделать все грамотно, как следует. Для того оно и есть – авторское право.
Используя политику кнута и пряника, Аркадий вел разовор к нужному результату. Он был уверен в себе, как никогда. – Кто ваш заказчик?
– Немцы предлагают. С нашим, конечно, участием.
Аркадий про себя чертыхнулся. Давно пора было обзавестись визитными карточками. Он похлопал себя по карманам. – Визитку дома оставил. Запишите мой телефон. Что вы пока намерены делать?
– Ждем от немцев сигнала.
– Тогда так. Как только они объявятся, пусть свяжутся со мной. Я сам им объясню. Немцы законы знают, не то, что мы.
У покинул ресторан довольный собой. Еще бы, чуть не упустил свой шанс. Сейчас он был готов действовать. Над родиной занималась заря капитализма. А солнце, как известно, светит всем.
Почти за год до этого разговора случилось событие, обнаружившее с нынешним глубинную взаимосвязь. Именно это обстоятельство подсказывало теперь Аркадию, что, казалось бы, отдельные происшествия на самом деле далеко не случайны, а от звена к звену складываются в единую цепь и раскручиваются далее, повинуясь некоему единому замыслу Называйте это чувство интуицией – рудиментом великого инстинкта, большей частью утраченного, но Аркадий явно ощущал, что участие немцев в перестройке его ресторана не могло быть простым совпадением. То был случай, драгоценное стечение обстоятельств, которые где-то там, на планшетах звездных карт сошлись в единый замысел. Осталось разгадать его и победить.
Год назад отец Аркадия – человек явно немолодой, но бодрящийся и даже сохранивший, благодаря худобе, некое подобие военной выправки, принимал у себя друга молодости. Аркадий помнил того с младенчества, как дядю Осю. Ося был соратником отца по довоенному комсомолу (Когда это было? Удивительно даже вспомнить.), сохранил дружбу и в более поздние годы, но десять лет назад выехал из страны вместе со старшим сыном, овдовел и жил теперь в Германии. Старшему сыну у нас не давали хода, мешали с диссертацией, а в Германии он работал в большой клинике ухо-горло-нос и устроен был, как сказал теперь Ося, что давай нам всем Бог. Впрочем, Ося квартировал самостоятельно, не отягощал сыновнюю жизнь. Он оставался патриархом. Теперь в Германию переезжал и младший сын, обретавшийся до сих пор в Москве. Тот был зятем известного кинорежиссера, который бешено сопротивлялся эмиграции, держал, сколько мог, возле себя семью и даже теперь остался снимать, несмотря на отъезд жены и дочери.
Обо всем этом Ося сейчас рассказывал. Одет он был, как с картинки, – добропорядочный джентльмен в светлом
– Ты помнишь, как мы тогда переживали за этих испанцев? Деньги собирали. Чтоб вы сейчас так жили на эти деньги, как они. Ему надо видеть. – Ося устремил костлявый палец в Аркадия. – Мы уже что? Он – молодежь.
Молодежь как раз разливала водку: – Так вы меня, дядя Ося, пригласите.
– Действительно, – поддержал Аркадия отец. – Сделай ему приглашение. Я бы сам поехал.
– Вот и приезжай.
– Куда мне. Я из Берлина, как убыл в сорок пятом, даже медаль забыл получить. Не город был, а груда битого кирпича.
– Как же так с медалью? – с годами у Аркадия рос интерес к ветеранским воспоминаниям. Отец воевал достойно, им можно было гордиться. И не врал, не хвастал, даже вспоминать не очень любил.
– Такое мое счастье. Командир дивизии вызывает. – Мирон, одному тебе из всех архаровцев могу жену доверить. Разрешили ее на две недели принять, отовариться. У нас все склады были трофейным барахлом забиты. Она, бедная, так набегалась, всюду нужно успеть. А мне, значит, приказ – вези ее домой, в Саратов вместе с бебихами. Что делать? Я и повез. Дотащил, выгрузил, а сам, нате, заболел. Туберкулез открылся, легкое в сорок втором году простреленное. И в госпиталь на пять месяцев. Еле жив остался. Еще легко отделался, вышел, дайте, прошу, к ребятам, в часть съездить. Нечего, говорят, пиши отсюда. Я тогда не знал, их уже два месяца, как их на Дальний Восток перебросили. Главное, проезжали рядом, пока я там валялся. Вот так. Встретились через двадцать лет. Они говорят, только ты уехал, мы медали за Берлин получили.
– А ты? – Спросил Аркадий.
– А-а, – отец махнул рукой. – Все хорошо вовремя. И так полный иконостас. Ты сам половину растерял, когда малый был.
– Жалко. – Сказал Ося.
– Еще бы тебе не жалко, когда ты в тылу сидел.
– Ладно вам.
– Пусть говорит. – Успокоил Аркадия Ося. – Еще неизвестно, где бы ты сейчас, вояка, был, если бы не я. Я, между прочим, два раза заявление на фронт подавал. Не отпустили, отказы остались. Когда выезжал, говорят, снимите с документа копию. А зачем мне у немцев копия? Я на Урале с завода месяцами не вылезал. В снегу ночевал. Ноги отморозил. Видел, в старой хронике показывают надписи на снарядах. Смерть фрицам. Это мои пацаны писали. А теперь мне фрицы ноги отмороженные лечат. И пенсию платят. Вот как жизнь повернула.