Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3
Шрифт:
– Вот теперь я вижу настоящее поле ходьбы! – и повёл ходоков прямым путём.
Наконец, монолит будущего окутал ноги Ивана туманом нарождающегося настоящего.
– Мой песочный порожек, – также отметил Джордан.
Иван остановил команду, выяснил, кто из ходоков каким видит перед собой поле ходьбы. Разрешил расцепить руки, пояснил:
– Буду пробивать по одному.
Как он и предполагал, отсюда начиналось будущее Хиркуса и Жулдаса. С Жулдасом пришлось повозиться. Его всё время тянуло куда-то в сторону. А поскольку он весил килограммов за сто, то Ивану приходилось выверять каждый шаг, чтобы и ходока не упустить, и самому не
Оставленный один на один перед границей, за которой для него находилось будущее, Хиркус, приняв артистическую позу, читал стихи:
– …грядущее нам только снится!..
Даже с появлением КЕРГИШЕТА, он не остановился, пока не досказал последних слов:
– …Меня там ждут!
– Это точно! – сказал неласково Иван. – Могут не дождаться, если я тебя здесь оставлю.
– Не оставишь! – с нагловатой улыбкой на далеко не породистом лице заявил Хиркус. – Ты – КЕРГИШЕТ. А КЕРГИШЕТ – это явление доброе и совестливое. Оставишь меня – сам себя поедом съешь, думая о содеянном. – И не дожидаясь от ошеломлённого Ивана ответа, со значением, гордо и наставительно добавил: – То-то!.. – И следом, уже с испугом: – Э!.. Эй!..
Не докричался: Иван исчезал в будущем, не взяв его с собой.
Появление КЕРГИШЕТА без Хиркуса командой было определено однозначно.
– Что, не прошёл? – с тревогой за всех спросил Жулдас.
– Не знаю ещё. У него там появилась блажь сыграть героя, оттого его охватил словесный понос. Зрителем должен быть я, – Иван, не расцепляя зубов, улыбнулся и сделал пренебрежительную отмашку назад, где остался Хиркус. – Но мне его представление не понравилось, а ему никак его не закончить. Пришлось его там оставить… Пусть доиграет.
– Ты его бросил? Одного? – насторожилась Шилема.
– Не бросил, а оставил! – повысил Иван голос. – Пусть у него там мозги придут в норму! – Съязвил: – Тоже мне, нашёл место и время, где проявлять свой артистический талант… Пусть он там потопчется, а мы с вами передохнём. Жулдас, у тебя поле ходьбы не прояснилось?
– Нет, КЕРГИШЕТ.
Иван надул щёки, попыхтел.
– Не страшно. Нам идти здесь недалеко. А теперь – вот что. Хочу всех предупредить, поскольку не успел этого сделать из-за суматохи. Так вот, поменьше рассказывайте о себе, когда мы туда придём… Стоп, ребята! – ударил себя по лбу Иван в отчаянии. К тому же он обратился к ходокам, назвав их «ребятами», как привык обращаться к монтажникам, людям практически одного с ним возраста. Он даже не задумался, что эти «ребята» по срокам жизни годятся ему в пращуры. Но он сказал и не заметил усмешек, поскольку его взволновало иное. – Как же я не подумал об этом раньше? Ведь вы не все знаете английский, а тот, который знаете либо безнадёжно устарел, либо далеко разошёлся с языком этой струи потока времени. Во всяком случае, трудности в общении у нас возникнут сразу.
– Ну, между нами-то они не возникнут, – возразил Арно.
– Между нами, да, – сказал Жулдас. – Я вот французский знаю хорошо, а английский – так себе. Так как я буду там с ними, с местными, говорить? На пальцах?
– Это моё упущение, – покорил себя Иван. – Честно скажу, о такой детали я даже не задумывался, подбирая вас в команду.
– Не подбирая, – поправил Арно, – а выбирая.
–
Дону Севильяку высказывание Ивана показалось забавным. Он расцвёл улыбкой. Зато обеспокоился Джордан.
– Как ты считаешь, КЕРГИШЕТ, я смогу с ними говорить? Ведь, наверное, с трудом?
– Вполне, без труда, – успокоил его Иван. – Арго, как ты?
– Я однажды лет двадцать вращался среди англоязычных. Но это были буры, с юга Африки… Англичане нас понимали, конечно, но не всегда.
– Понятно. Дон Севильяк?
– Я лучше там помолчу. Мне нравиться Средиземноморье. Поэтому мне близки латынь, древнегреческий, итальянский…
– Ясно. Шилема?
– Чепуха всё это, КЕРГИШЕТ! Мне кажется, там сейчас столпотворение. В Англии, тем более двадцать первого века, кто только ни живёт и на каком только языке ни говорит. Ирландцы, шотландцы, жители Уэльса – аборигены, но со своим языком были всегда. Но кроме них там проживают выходцы из ста стран всего света.
– Ха! – восхищённо гаркнул дон Севильяк. – Она хорошо и правильно сказала.
– Так оно, наверное, и есть, – кивнул Иван, вспомнив, что бойцы отряда Эдварда были не все чистокровными англосаксами, примером тому мог быть Берут, явный индус. Да и другие – темнокожие, славянского типа… – Но они, – сказал он, – всё-таки говорят по-английски.
– Ну и пусть! А мы будем говорить между собой на языке ходоков или по-русски, если хочешь, – предложила Шилема. Поправилась: – Хотя я его и не знаю. Пусть думают, что мы из какой-то секты… Ну подумай, КЕРГИШЕТ, кто там сейчас будет разбираться? Сам посуди! Да и все мы! До того ли им? Достаточно того, что КЕРГИШЕТ приведёт к стражам порядка боеспособную группу. Что им ещё надо? Так они и бросились выяснять, кто мы есть на самом деле и почему некоторые из нас не говорят на их языке!
Доводы Шилемы показались Ивану и остальным ходокам разумными. Однако как-то всё-таки надо было объяснить Эдварду, почему в его команде некоторые не знают официального языка своей страны или, вернее, страны, в которой они, якобы, проживают?
– Ты не позабыл о Хиркусе? – напомнил Арно. – А он английский должен знать. Знаком. Был накоротке, рассказывал, с самим Шекспиром
– Не забыл! – отмахнулся Иван.
Арно обратился к нему как раз тогда, когда у него стало складываться какая-то отговорка перед Эдвардом. Но Арно сбил его, и он теперь никак не мог вспомнить, что именно только что придумал.
Его резкий ответ вызвал у Арно нездоровую реакцию.
– Я понимаю, что он тебе не нравится. И всё потому, что не всегда согласен с тобой. Тогда не надо было его брать с собой. А сейчас тогда не надо…
Слова Арно задели самолюбие Ивана, царапнули по самому сердцу. При других обстоятельствах он, может быть, пропустил бы их мимо ушей.
Но он только что пробил всю эту компанию ходоков в будущее.
Затем столкнулся с пренебрежением к нему и его усилиям со стороны этого болтуна, показывающего, где надо и не надо, своё паршивое «я», – Хиркусом.
Следом – осознание своего упущения о языке общения.
И к довершению ко всему, ещё нежданно-негаданно прямое посягательство на его моральные устои, для которых законы дружбы святы, а взятые им в команду ходоков, становились его друзьями.